Кафедра библейских исследований и языков

Теологический университет г.Кампена

Нидерланды

Краткое содержание

Новый Завет связан с Ветхим различным образом. Довольно часто слово "мессианский" используют, чтобы объединить все способы, с помощью которых авторы Нового Завета находят Христа (и подобным образом иудейские источники периода второго храма находят будущего Мессию) в Ветхом Завете, или чтобы обозначить отдельные отрывки Ветхого Завета, которые указывают на Христа-Мессию. В этой статье я пытаюсь доказать, что если кто-то стремится разобраться в этом многообразии, он должен оставить столь неразборчивое употребление слова "мессианский". После краткого обсуждения употребления и значения древнееврейского слова מּשׁיח в Ветхом Завете, я предлагаю определение выражения "мессианские ожидания" (ожидания, связанные с будущей царской личностью, Божьим посланцем, который принесен спасение Божьему народу и всему миру, а также установит царство, которое будет отмечено миром и справедливостью). Затем истоки этих ожиданий обнаруживаются в проповеди пророков восьмого века (Амос, Исаия и Михей). Наконец, я останавливаюсь на одной особенной стороне мессианский ожиданий, а именно – на мессианских ожиданиях в Псалмах.

1. Введение

Мессианские ожидания в Ветхом Завете рассматриваются в этой статье с точки зрения христианина. В Новом Завете можно найти ответы на многие вопросы, связанные с Личностью и жизнью Иисуса Христа. Ответы новозаветных авторов на такие вопросы,  как "Кто такой Христос?" или "Для чего Он пришел?", проливают свет и на Ветхий Завет. Эти новые подходы к Ветхому Завету уже с самого начала столкнулись с большим сопротивлением. Нетрудно заметить, что даже 2000 лет спустя это новое прочтение Ветхого Завета все еще вызывает споры[1].

Предположим, я решил написать книгу под названием "Снятое покрывало: Ветхий Завет в свете Иисуса Христа", и эта статья стала бы одной из ее глав. Следовательно, тема о "мессианских ожиданиях" была бы просто одной из многих тем, с которыми нам пришлось бы столкнуться, если мы намереваемся изучить тот чистый и яркий свет, который Иисус Христос пролил на Ветхий Завет.

Можно привести множество других тем, которые стали бы предметом рассмотрения в предполагаемой книге "Снятое покрывало: Ветхий Завет в свете Иисуса Христа" (их перечень далеко не исчерпывающий)[2]:

–         должна быть глава о типологии, которая бы объясняла то, что всем деяниям Божьим присущи некоторые общие черты. У Бога есть Свой стиль. Оглядываясь ретроспективно назад в Ветхий Завет, мы наблюдаем, что некоторые люди, вещи и события теперь напоминают нам о многом, что мы находим во Христе или о том, что Он делал. В этом смысле можно подумать о лестнице, которую видел во сне Иаков – лестнице, по которой восходили и нисходили ангелы (Быт. 28:12), и о том, что Иисус ссылается на эту историю, говоря: "отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому" (Иоан. 1:51).

–         другая глава может быть посвящена "Иисусу, Который занимает место израильского народа". В ней будут рассматриваться такие отрывки, как "из Египта вызвал сына Моего" (Ос. 11:1). В этом стихе "сын Мой" указывает на Израиль как народ Божий. Как известно, Матфей цитирует эти слова (Мф. 2:15), но относит их к Иисусу, вероятно, как к Сыну Божьему. Примеры того, как весь израильский народ представлен одним человеком, который занимает место целого народа, обнаруживаются уже в самом Ветхом Завете. В отрывках, говорящих о Рабе Господнем (Ис. 42, 49 и 53), призыв стать рабом изначально обращен к целому народу (Ис. 42:1-4), но когда становится ясно, что они неспособны исполнить эту задачу, рабом призывается стать сам пророк (Ис. 49:1-6). Пророк также сознает, что такое призвание превышает его возможности; тогда он рисует неопределенную картину Личности, Которая займет место народа и своими страданиями искупит его вину (Ис. 52:13-53:12. Такое истолкование предлагается в книгах Goldingay, 1984:80, 152-159 и Williamson, 1998:113-166).

Все вышеприведенные темы предполагаемой книги "Снятое покрывало: Ветхий Завет в свете Иисуса Христа" можно было бы назвать "мессианскими". Это означало бы, что слова "мессия" и "мессианский" употребляются в широком смысле. Я же намереваюсь использовать значения этих слов в более узком, конкретном смысле[3]. Для этого есть свои причины:

§         Во-первых, неверно предполагать, что современное употребление слов "мессия" и "мессианский", когда под ними подразумевают будущую (возможно, эсхатологическую) личность спасителя, аналогично употреблению этих слов в Ветхом Завете. Поэтому я пытаюсь избежать впечатления, что эти слова – как мы сейчас их используем – играли столь важную роль во времена Ветхого Завета.

§         Во-вторых, Новый Завет связан с Ветхим различным образом, и если вы употребляете одно слово – "мессианский" – для обозначения всех связей, вы рискуете потерять ключ к этому многообразию.

В этой статье я проанализирую мессианские ожидания в Ветхом Завете в четырех частях. Во-первых, я остановлюсь на значении и употреблении древнееврейского слова מּשׁיח; во-вторых, будет предложено определение "мессианских ожиданий в Ветхом Завете"; в-третьих, я прослежу истоки мессианских ожиданий в Ветхом Завете; и, наконец, будет исследована одна особенная сторона мессианский ожиданий, а именно – мессианские ожидания в Псалмах.

2. Значение и употребление слова מּשׁיח в Ветхом Завете

Слово "мессия" и его эквиваленты в современных языках происходят от древнееврейского слова מּשׁיח. Для начала я покажу, что оно означало и как употреблялось в Ветхом Завете. Как отмечалось выше, неверно предполагать, что современное употребление слов "мессия" и "мессианский" аналогично употреблению этих слов в Ветхом Завете. В этом разделе я попытаюсь развить эту мысль.

Слово מּשׁיח происходит от корня מּשׁח – глагола, который означает "помазывать елеем, миропомазывать". Он употребляется как по отношению к вещам, так и по отношению к людям. Именная форма מּשׁיח используется как прилагательное – "помазанный", или как существительное – "помазанник". Так говорили о священниках, пророках и царях. Сам акт помазания свидетельствовал о том, что Бог поручил человеку определенную задачу[4].

Когда слово מּשׁיח используется по отношению к священнику, тогда в большинстве случаев оно употребляется не само по себе, а вместе с существительным: как прилагательное ("помазанный священник") или как приложение ("священник, помазанник"). Четырежды слово употребляется в единственном числе (Лев. 4:3,5,16; 6:15) и однажды – во множественном (Числ. 3:3). Использование существительного מּשׁיח по отношению к пророкам ограничено лишь несколькими случаями, в которых существительное во множественном числе параллельно слову נביא (пророки), и оба указывают на народ Божий (Пс. 104:15 = 1Парал. 16:22).

מּשׁיח по отношению к царям встречается главным образом в 1-2 Царств и иногда в пророческих книгах, и почти всегда оно относится к правящему на тот момент царю (то есть не к будущему)[5]. Важно обратить более пристальное внимание к грамматической структуре, в которой используется מּשׁיח, когда это слово относится к правящему царю. В этих случаях оно обычно употребляется не само по себе, а в сочетании со словом "Господний" – יהוה מּשׁיח ("помазанник Господний", один раз – "помазанник Бога Иакова"), или в сокращенной форме (в которой Имя Божье заменяется суффиксом) – מּשׁיחו ("Его помазанник").

Хотя в упомянутых случаях из 1-2 книг Царств и пророческих книг слово "помазанник" обозначало действующее историческое лицо (как правило – долгожданный царь), в более поздние времена слово употребляется в Ветхом Завете по отношению к личности из будущего (см., например, Дан. 9:25,26 – в этом случае, однако, в отличие от более поздних текстов, слово употребляется без артикля). Слово все чаще встречается в разных грамматических конструкциях: теперь оно может стоять само по себе, то есть без сочетания с Божьим Именем и без суффикса, но с артиклем. Именно так оно употребляется в ранних иудейских писаниях (например, в свитках Мертвого моря). Его греческий эквивалент встречается в Новом Завете (ὅ Μεσσίας в Иоан. 1:41; 4:25 – древнееврейское слово, написанное греческими буквами, объясняется в тексте греческим словом Χριστός). Так слово употребляется и в большинстве современных дискуссий.

3. Определение

Не так уж просто дать определение понятию "мессианские ожидания в Ветхом Завете". После изучения словоупотребления и значения древнееврейского מּשׁיח в Ветхом Завете несложно понять, почему такое определение представляет собой большую проблему. Главная причина трудностей, связанных с определением "мессианских ожиданий в Ветхом Завете", состоит в том, что говоря об ожиданиях, мы подразумеваем будущее. Но, как мы уже убедились, в Ветхом Завете מּשׁיח обычно относится не к будущему царю, не к кому-то, на которого можно возложить надежды, но к правящему царю. Такое положение вещей делает условным любое определение[6], и предложенное мною – не исключение.

В этой статье я буду использовать выражение "мессианские ожидания в Ветхом Завете", чтобы обозначить ожидания, связанные с будущей царской личностью, Божьим посланцем, который принесен спасение Божьему народу и всему миру, а также установит царство, которое будет отмечено миром и справедливостью. Выражение "мессия" используется, чтобы указать на Личность, которая является средоточием этих ожиданий. Должен заметить, что такое использование выражений продиктовано толкованием текстов – в том виде и смысле, как они были задуманы авторами (повествователями, поэтами и пророками) и как могли их понимать первоначальные слушатели (насколько мы можем это определить). Перспектива более поздних читателей (в т.ч. иудеев и христиан), которые нашли основания видеть в определенных отрывках указания на "мессию", не будет определять мое толкование в этой статье. Возможно, некоторые комментарии прояснят предложенное мною определение.

§         Слово и понятие

Некоторые ученые, указывая на почти полное отсутствие в Ветхом Завете использования слова מּשׁיח по отношению к будущему царю, заключили, что говорить о "мессии" (в "техническом" смысле, как указание на будущую царскую личность) или о "мессианских ожиданиях" в Ветхом Завете едва ли возможно. Полагаю, такой вывод основывается на ошибке, смешивающей два разных случая: наличие определенного комплекса идей и наличие специального слова, которое указывает на эти идеи или на их сущность. На мой взгляд, говорить о "мессианских ожиданиях в Ветхом Завете" вполне законно и оправданно, даже если слово מּשׁיח в Ветхом Завете еще не употреблялось в техническом смысле для указания на будущую царскую личность (Van der Woude, 1985:95, прим. 42).

• Устремленность вперед

В введении я уже объяснил, почему предпочитаю употреблять слова "мессия" и "мессианский" в узком смысле. Следовательно, мой подход будет отличаться от взглядов тех исследователей, которые называют "мессианским" все, что так или иначе относится к Иисусу Христу. Однако и они сделали некоторые наблюдения, с которыми я полностью согласен. Во-первых, эти ученые указывают на ту устремленность вперед, которая характерна для Ветхого Завета уже с его самых первых страниц[7]. Эта ориентация в будущее основана на обетованиях, которые дал Бог и которые касаются того, что произойдет в будущем, или того, что Он в будущем сделает. В этом смысле можно вспомнить, например, обетование, записанное в Быт. 3:15, или обетования, данные Аврааму, в которых ключевая роль в посредничестве Божьих благословений отводится конкретному роду, потомкам Авраама.

• Цари и правители

Во-вторых, подход этих исследователей справедливо подчеркивает тот факт, что определенные темы (например, о царях и правителях) были включены уже в самые ранние обетования: в более широкой форме с "царями" во множественном числе (об этом сказано Аврааму в Быт. 17:6, 16, а также Иакову в Быт. 35:11), или относящиеся к конкретной личности как представителю рода, в отношении которого упоминаются царские атрибуты вроде скипетра и законодателя (Быт. 49:10,11). Можно упомянуть и о Числ. 24:17-19, пророчестве языческого пророка Валаама, в котором он использует образ восходящей звезды, чтобы заверить Иакова (Израиль) в его руководящем положении, которое приведет к покорению соседних языческих народов.

Можно долго спорить о том, правомерно ли называть эти обетования о царях "мессианскими ожиданиями"[8]. Некоторые ученые подтвердят такую возможность и подчеркнут, что традиционно эти обетования истолковывались как мессианские. Эту традицию можно проследить до истоков иудейской экзегезы, которая впервые засвидетельствована в древних переводах Ветхого Завета – таких как греческая Септуагинта и арамейский перевод. Интересно, что столь ясное мессианское толкование не встречается в Новом Завете.

Другие ученые предпочитают не называть эти обетования "мессианскими ожиданиями". Я тоже склонен к этому. Хотя эти обетования и похожи на "мессианские ожидания" пророческих книг в том, что обращаются к будущему царству, но они все же отличаются в других важных аспектах. Отрывки из Бытия и Чисел говорят о царстве как таковом без каких-либо характеристик, в том время как в пророческих книгах обсуждается не царство как таковое, но личность царя, правление которого будет отмечено определенными чертами вроде мира и справедливости[9]. Есть и другая причина, по которой я бы не относил эти обетования из Бытия и Чисел к "мессианским ожиданиям". Если попытаться установить, на что же первоначально ссылаются эти отрывки, мы придем к заключению, что это, скорее всего, царство и дом Давидов (ср. 1Парал. 5:1,2). Но что удивительно в мессианских ожиданиях в Ветхом Завете – это то, что они увеличиваются через столетия после Давида, т.е. намного позже, чем эти обетования о царстве в Бытии и Числах исполнились в царствовании Давида и его дома.

• Песнь Анны

По этой же причине мне сложно согласиться, что окончание песни Анны (1Цар. 2:10) можно рассматривать как мессианское ожидание. Личность, названная там "Его [т.е. Господним] помазанником", определенно принадлежит будущему[10], и в этом смысле отличается от всех других отрывков из 1-2 Царств, где מּשׁיח относится к правящему царю – Саулу или Давиду, а не к будущему царю. Но и в этом случае исполнение мы находим в правлении Давида (ср. Goslinga, 1968:101-102). К такому выводу склоняет окончание второй книги Царств. Два псалма в двух последних главах из 2 Царств (22:2-15; 23:1-7) возвращаются к песни Анны в начале 1 Царств, и делается это таким образом, чтобы убедить читателя, что именно в Давиде исполнены ожидания, выраженные в песни Анны (van Gemeren, 1988:216).

• Пророчество о доме во 2Цар. 7

Раскрывая тему о мессианских ожиданиях в Ветхом Завете, исследователь не может пройти мимо еще одного отрывка из первых двух книг Царств – пророчества Нафана во 2Цар. 7:1-17. После царя Саула, царствование которого имело обнадеживающее начало, но плачевный конец, на престол в Иерусалиме возведен Давид. Он покорил всех врагов, и в пору было говорить о "покое" для царя и его народа. Давид построил себе царский дом и разрабатывает план возведения храма для ЯХВЕ. Пророк Нафан одобряет замысел царя, но на следующий день Бог призывает его возвестить царю послание. Из него следует, что в известном смысле роли меняются. Не царь построит дом для Господа, а Господь возведет дом для царя. Это ведет к величайшему для царя обетованию: Господь клянется, что "устроит дом" Давиду и он, как подчеркивается не менее трех раз, будет стоять вовеки. Господь провозглашает, что останется верным обетованию, даже если потомки Давида не смогут устоять в своем призвании.

Важно заметить, что здесь говорится о целой плеяде наследников, а не об одном из них в частности. Вот почему, как мне кажется, нельзя считать это обетование "мессианским ожиданием Ветхого Завета". Но все же это очень важное обетование для нашего исследования "мессианских ожиданий Ветхого Завета", потому что, как мы увидим, именно на его основании строятся все мессианские ожидания, в то время как само это пророчество нельзя назвать действительно мессианским[11].

4. Прослеживая истоки мессианских ожиданий в Ветхом Завете

В исследовании истоков "мессианских ожиданий в Ветхом Завете" главный вопрос, который я ставлю перед собой, состоит в следующем: возможно ли четко определить период в истории, описанной в Ветхом Завете, когда впервые возникают мессианские ожидания? Опять же, на этот вопрос дается множество ответов. Некоторые ученые отвечают отрицательно, потому что, по их мнению, мессианские ожидания появляются только в межзаветный период. Обсуждая значение и употребление слова מּשׁיח в Ветхом Завете, я уже упомянул об одной причине такой позиции: в Ветхом Завете מּשׁיח не употребляется для обозначения личности будущего спасителя. Я согласен с этим наблюдением, но вывод из наблюдения основан на неправильном смешении слова и концепции.

Но есть и другая причина, по которой многие хотят найти истоки мессианских ожиданий именно в так называемом периоде второго храма. Это убеждение, что причиной возникновения мессианских ожиданий было длительное отсутствия царя в Иерусалиме. Понимание того, что монархия Давида не стала постоянной, привело к проецированию в будущее идеи о грядущем царе. Можно согласиться с наблюдением о значительном влиянии на развитие мессианских ожиданий таких понятий, как разочарование и несостоятельность.

Но, как было правильно указано учеными, такие понятия имели место и ранее. Свидетельства о разочаровании и несостоятельности встречаются уже в монархическом периоде. Это поразительно выражается у пророков восьмого века – Амоса, Исаии и Михея. В их пророчествах суда провозглашается грядущий суд Божий против царей, правящих в их время. И в то же время в нескольких пророчествах спасения (хоть и не во всех) они уже видели роль нового царя, часто напоминающего Давида, – вопреки несостоятельности современного им захватчика престола Давидова и вопреки вытекающему отсюда разочарованию. Этот будущий царь был во многих отношениях идеальной личностью, который удовлетворит ожидания мира и справедливости, чего не смогли достичь правящие в то время цари. Поэтому истоки мессианских ожиданий, вероятно, следует искать именно в этом провозглашении суда и спасения дому Давидову (см. van der Woude, 1985:102-104). Эти мессианские ожидания укоренены в пророчестве о доме Давидовом во 2Цар.7. Божье обетование сохранить преемственность царей дома Давидова стало мостом надежды, через который люди приходили к убеждению, что жалкая неспособность царей или вообще их отсутствие – это еще не конец истории народа Божьего.

5. Особый случай: мессианские ожидания в Псалмах

В нескольких псалмах личность царя или тема о царстве настолько заметны, что их называют "царскими". Среди этих псалмов есть и такие, которые содержат слово מּשׁיח. Царь или "помазанник", упомянутый там, оказывается не будущим царем: поэт имеет в виду правящего царя или обращается к нему. Даже самый возвышенный язык – н-р, воззвание царя к Господу как к своему Отцу или именование Богом царя "первенцем" – не ограничивается отношениями Бога и будущего мессии, но распространяется и на отношения между Богом и историческим царем, в данном случае Давидом, что ясно следует из Псалма 88[12]. Понимание факта, что в этих псалмах речь идет об историческом, а не ожидаемом царе, должно сдерживать наши попытки поспешно заявлять о мессианских ожиданиях в этих царских псалмах.

Я сознательно назвал последнюю часть своей статьи "мессианские ожидания в Псалмах". В какой-то момент 150 псалмов были собраны в пять томов, которые образовали Псалтирь Ветхого Завета. Никто не знает, когда была завершена редакция этого собрания, но очевидно, что это должно было произойти уже после возвращения из пленения. В то время в Иерусалиме не было царя.

Где-то в этот период царские псалмы и нашли свое место в собрании пяти книг Псалтири. Факт их включения показывает, что царские псалмы не считали бесполезными или утратившими актуальность, хотя политическая ситуация была уже абсолютно другая[13]. Многие учение отстаивают мнение, что включение царских псалмов объясняется не просто ностальгическими чувствами или стремлением сохранить воспоминания о славном прошлом (Clements, 1996:58; Broyles, 1997:24; Greidanus, 1999:222,223,244). Царским псалмам отводилось место в новом собрании не просто как свидетельствам о прошлом, но и как маяку, указывающему на путь к надежде и ожиданиям нового царя – ожиданиям, о которых говорили пророки еще до пленения. Царские псалмы изображают царя, чьи черты превосходят обычные явления. Для того времени и той культуры это не было чем-то необычным, такие приемы называют "стилем царского двора". Но не всегда ясно, где оканчивается реальность и начинаются особенности этого стиль. В любом случае помпезность некоторых царских псалмов воспламенила такие ожидания, которые никогда не были реализованы.

В период после пленения эти царские псалмы играли новую роль в собрании пяти книг Псалтири. Они стали частью картины, которую связывают с "мессианскими ожиданиями в Ветхом Завете" (Childs, 1979:517, дискуссия о каноническом подходе к Псалтири см. Waltke, 1981:3-18; Zenger, 1991:397-413).

• Псалом 71

Чтобы прояснить вышесказанное, возьмем для примера Псалом 71 (Zenger, 1993:57-72; Heim, 1995:223-248). Оглавление – לִשְׁלמה – допускает два прочтения: "Соломонов" или "о Соломоне". Некоторые ученые предпочитают второй вариант и рассматривают этот псалом как молитву Давида за его сына Соломона (ср. Childs, 1979:516-517; Heim, 1995:235). Но какое бы толкование мы не избрали, ясно, что в псалме 71 записана молитва о царе. Между описанием социальных условий (ст. 4-7) царства и справедливого правления царя (ст. 12-14) помещено указание на географическое измерение царства (ст. 8-11). Эти стихи могут ссылаться на обетование земли в Исх. 23:31, которое включено в последнюю часть Книги завета. Если сравнить два описания, становится ясно, что границы царства по Пс. 71 значительно шире (Heim, 1995:244-245). То, что когда-то было границей земли обетованной, теперь становится стартовой площадкой для установления нового измерения царства, которое отныне объемлет весь мир.

В рамках самой молитвы за царя это можно истолковать как гиперболу (Heim, 1995:245). В молитве выражено желание, чтобы царство расширилось настолько, насколько позволяет воображение. Но поскольку молитву поместили в Псалтирь, ей придали новый контекст. Спустя столетия она словно помещена в новое "окружение". Царя в Иерусалиме больше нет. Некоторые пророки возвещали о новом царе, который придет после того, как дом Давидов подвергнется суду. Это порождало новые ожидания[14], и некоторые из них были мессианскими. Поэтому в новом окружении – в Псалтири – молитва из Псалма 71 находится уже среди мессианских ожиданий.

Можно сказать, что такое новое мессианское истолкование всего Псалма 71 или его части встречается уже в самом Ветхом Завете[15]. Мессианское пророчество о грядущем царе в Зах. 9:9-10 содержит некоторые черты из образа царя в Псалме 71. Например, что царство распространится на весь мир. В Зах. 9:10 приводится почти дословный пересказ Пс.71:8. На основании синтаксической конструкции можно сделать вывод, что то, что раньше было желанием или молитвой[16], теперь становится пророческим предсказанием[17]: "владычество Его будет от моря до моря и от реки до концов земли".

• Эпилог

Новое – мессианское – истолкование Псалма 71, предложенное в Зах. 9:10, показывает, что Новый Завет не предлагает никаких возмутительных новаций, переистолковывая части Ветхого Завета в мессианском русле и применяя их к Иисусу. Корни такого истолкования можно найти в самом Ветхом Завете. Но это отдельная тема для еще одной главы из книги о Ветхом Завете в свете Иисуса Христа: ветхозаветные отрывки, получившие в Новом Завете новое истолкование в мессианском смысле.