Виллем ВанГемерен
Раскрытие искупительного замысла
Введение
Библия - книга о Боге и человеке. Бог говорит устами людей, а люди слышат глас Его. Хотя провозвестники Слова Божьего жили в глубокой древности, Церковь продолжает внимать им. Однако то, как она слушает Слово, зависит от соответствующих исторических обстоятельств. Начиная с девятнадцатого века предпринимались серьезные попытки доказать несостоятельность доктрин о богодухновенности, каноне и безошибочности Библии. Возникновение критического подхода к Писанию является для ученых своеобразным водоразделом в изучении Слова Божьего, и они именуют "докритической" всю литературу по библеистике, написанную до эпохи возникновения и развития библейской критики, а богословские труды, выходившие после этого периода, - "посткритическими". Критический подход оказал глубокое влияние на академическую библеистику и церковное проповедование. Представителей критической школы до сего дня продолжают упрекать в том, что они ведут Церковь в "Вавилонский плен": богословы-профессионалы спорят о тонкостях экзегетики, в то время как народ Божий жаждет живого Слова.
Евангельские верующие постепенно определили свое отношение к этому конфликту и осознали свою роль в нем. Евангельских верующих часто обвиняют в том, что, превознося Писание как Слово Божье, они пренебрегают историческими, литературными и культурными особенностями Библии. Обвинение это не имеет под собой основания, поскольку эти вопросы глубоко волнуют евангельских верующих. Желая дать связанное с реальной жизнью и отвечающее насущным нуждам людей толкование Библии, я предлагаю вниманию читателей исследование, в основе которого лежит искупительно-исторический подход. Этот подход включает в себя изучение данного в определенной исторической обстановке Слова Божьего, с учетом грамматических и литературных особенностей текста Писания, а также исторических обстоятельств, в которых создавались библейские книги, и роли этих книг в каноне. Отправной точкой в изучении Писания на основе этого метода служит мысль о том, что Библия - это одновременно и Слово Божье, и слово человеческое. Слово Божье, Библия, - это откровение о Триедином Боге и Его замысле о спасении и жизни людей, которое вписывается в грандиозную картину обновления небес и земли.
Будучи словом человеческим, Библия представляет собой собрание литературных произведений, написанных мужами Божьими и вдохновленных Духом Божьим. Эти сокровища литературы писались на живых языках в течение многих веков. Таким образом, в них нашли отражение различные литературные условности и особенности древних культур. Обращаясь к библейским писателям, Бог пользовался языком условностей, и до сего дня Он говорит с нами на понятном нам языке. Верность богослова доктрине о Библии как Писании не препятствует, а наоборот, способствует постижению ее смысла, - точно так же, как не препятствует этому изучение литературных форм, роли библейских книг в каноне и вопроса преемственности/новизны в истории искупления. Внимание к божественной и человеческой составляющим Писания приводит толкователя к ситуации, когда он непременно должен задаться вопросом, с которого собственно и начинается наука о толковании Библии: "Действительно ли я понимаю смысл того, о чем читаю?" Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо задать себе семь других, дополнительных вопросов:
4. Как связаны между собой Ветхий и Новый Заветы?
5. Каков богословский центр тяжести Библии, или его главенствующая тема?
6. Какие этапы-составляющие толкования требуют живого участия толкователя?
7. Как библейская экзегеза соотносится с повседневной жизнью? Каким образом Библия приводит нас к постоянным внутренним переменам?
СОБЫТИЯ ДРЕВНОСТИ И ВЕРА СОВРЕМЕННОГО ХРИСТИАНИНА
Какое отношение имеет к нам библейский текст, взятый в его историческом контексте? Вопрос значимости так же стар, как и сама Библия, но наиболее отчетливо сформулировал его Гегель, немецкий философ девятнадцатого века. Гегель постулировал идею духа в истории как связующего звена между настоящим и прошлым. По Гегелю само событие не имеет значимости, оно обретает таковую лишь в связи с другими событиями. Только последовательность событий может нести с собой откровение. Значимость прошлого определяется только в связи с настоящим. Таким образом, по убеждению Гегеля, описанные в Библии события, да и сама библейская история в целом, обладают значимостью лишь в той мере, в какой они соотносятся с настоящим.
"Отсечение" веры от истории породило отрицательное отношение к ветхозаветной истории и, как следствие, к утрате веры в авторитетность Ветхого Завета[1]. Специалисты по изучению Нового Завета, желая найти "Иисуса истории", отвергли многое из того, что писали о Нем раннехристианские авторы. Поиски "Иисуса истории", призванные отделить Иисуса Назареянина, фигуру историческую, от "Иисуса веры", привели Бультманна к идее демифологизации. Богословы критической школы разложили отдельные библейские книги на литературные фрагменты, якобы принадлежащие к различным традициям. Негативный отклик евангельских богословов на изыскания представителей критической школы нашел яркое отражение в словах Клуга: "Приверженцы историко-критического лагеря стали могильщиками Слова Божьего"[2].
. Экзегеза не должна создавать разрыва между толкователем и текстом, между событием древности и современностью. Такого разрыва не может не порождать гегельянство. Для представителей критической школы дистанция между прошлым и настоящим также имеет особое значение. Такая дистанция, безусловно, существует, однако тот, кто читает и изучает Библию сегодня, принимает живое участие в процессе толкования древнего текста. Если толкование истинно, древняя весть находит отклик во всяком, кто читает Библию, причем в каждом случае она звучит по-особому, хотя и сходным образом. Бог говорил и продолжает говорить с людьми, действуя в их сердцах и умах Духом Святым. Откровение, которое Бог возвещал через Моисея, пророков, Господа нашего и апостолов, до сего дня остается живым и действенным для тех, кто чуток ко гласу Божьему. Иисус сказал, что овцы Его слушаются голоса Его (Иоанна 10:1-5), и этот голос звучит в Священном Писании. Те, кто верует во Христа Божьего, входят в историю деяний Божьих и, вслед за псалмопевцем, могут восклицать:
"Велик Господь и достохвален, и величие Его неисследимо.
Род роду будет восхвалять дела Твои и возвещать о могуществе Твоем.
А я буду размышлять о высокой славе величия Твоего и о дивных делах Твоих.
Будут говорить о могуществе страшных дел Твоих, и я буду возвещать о величии Твоем.
Будут провозглашать память великой благости Твоей и воспевать правду Твою"
(Псалтирь 144:3-7).
'См. обзорную работу Алана Милларда "Подходы к изучению Ветхого Завета", Themelios 2 (1977):34-39. 2Юджин Клуг, Предисловие к работе "Конец историко-критического метода" Герхарда Майера (Сент-Луис, Конкордиа, 1977), 9.
БИБЛЕЙСКАЯ ЭКЗЕГЕЗА И БОГОСЛОВСКИЕ ТРАДИЦИИ
Библия всегда занимала важное место в жизни Церкви и ее учительстве. Конечно, были времена, когда Церковь не преподавала библейское учение в полном согласии со Словом Божьим и отступала от него в своем служении, но не было такого времени в истории Церкви, когда бы она полностью отвергла Библию. Однако на место Писания всегда притязали традиции Церкви или отдельных общин. Конфликт между почитанием Писания и верностью традициям особо обострился во времена Реформации; до сих пор этот конфликт полностью не разрешился, но споры той эпохи породили множество различных по догматике церквей[3]. В жизни Церкви есть место для традиции, поскольку новое поколение верующих не может воскрешать богословские споры прошлого и решать задачи, которые были насущными для их предшественников. Мы наследники Отцов церкви, до тонкостей разработавших доктрину о Троице. Мы наследники деятелей Реформации, которые во главу своего учения поставили доктрины о Христе (а не Церкви), оправдании верой, спасении по благодати, священстве всех верующих, главенстве Писания (в противовес взглядам тех, кто возвеличивал значимость церковных традиций). Кроме того, во многих евангельских церквах официально приняты символы веры, исповедания, соглашения или же догматические положения, которых придерживаются члены этих церквей. Традиция дает христианам чувство исторической преемственности, а также идентичности и солидарности. Кроме того, сознание того, что наука толкования Библии уходит корнями в глубокую древность (эта мысль лежит в основе подхода к изучению Писания, учитывающего культурные особенности эпох, в которые оно создавалось), помогает читающему Библию избежать многих ошибок в понимании Слова Божьего[4].
С другой стороны, традиция оказьюается опасной, когда пренебрегают принципом главенства Писания (sola Scripturd), разработанным деятелями Реформации. Принципы "sola" ("только Христос", "только верой", "только благодатью" и "только Писание") были утверждены в противовес богословским и церковным традициям. Деятели Реформации всем сердцем верили в истину о главенстве Писания. В спорах с представителями церковной власти они опирались на Писание, утверждая, что для спасения достаточно веры во Христа и что эта вера, действующая по благодати Божьей, приносит с собой все благословения спасения. Не страшась силы традиции и власти Рима, они вернулись к Слову Божьему - главному источнику их веры. Нам всегда грозит опасность предаться легкомысленно-благодушной уверенности в правильности наших богословских формулировок и не знать радости новых открытий в изучении текста Писания. Барр говорит, что возвращение к толкованию Библии будет способствовать новому осмыслению нашей традиции. "Если толкователь открывает нечто новое в тексте Писания, это вовсе не означает, что он отказывается от традиции... напротив, это служит переосмыслению традиции с учетом более глубокого познания смысла Писания"[5].
Наше время в духовном отношении не очень отличается от периода, предшествовавшего Реформации. Людей средневековья объединяла приверженность "правилам веры", которым учила и которые передавала из поколения в поколение Церковь. В ту эпоху традиция имела большую значимость, чем Писание. Существовавшие в то время методы толкования библейского текста мало влияли на официальное учение Церкви. Учители, представляющие в наши дни евангельское христианство, склонны извлекать из Библии те или иные нравственные и духовные ценности, не призывая людей внимательно вчитываться в текст Писания. Это чрезвычайно опасно. Эмиль Бруннер сетует на то, что многие не "вслушиваются" в библейский текст и не применяют его так, как это необходимо, а некоторые ищут в нем некий скрытый, "духовный" смысл. Он справедливо замечает, что интеллектуальный хаос, являющийся следствием неверного обращения с Библией, говорит вовсе не о новой "Реформации", а больше напоминает период, предшествовавший Реформации: "Мы лишь можем указывать на грозящую нам опасность: люди должны знать, что этот хаос неизбежно ведет нас к той религиозной ситуации, которую преодолели деятели Реформации; поистине, их победа была самой сутью Реформации"6.
МЕСТО ВЕРЫ В ТОЛКОВАНИИ ПИСАНИЯ
Традиционализму в толковании Писания противостоит мир современной научной библеистики. Современная научная библеистика существует всего лишь около ста лет, но невозможно отрицать значимость того влияния, которое она оказывает на методику и масштабы библейских исследований. Одним из замечательных плодов изучения ветхозаветных книг за последние сто лет бьшо появление множества статей, монографий и комментариев, в которые были включены результаты многоплановых исследований в области культуры, истории и литературы древнего Ближнего Востока, а также ветхозаветной текстологии. Если сравнить комментарий на любую книгу Ветхого Завета, вышедший в начале девятнадцатого века, с аналогичным комментарием, появившимся в середине двадцатого века, то отличия будут разительными. В труде, вышедшем в двадцатом веке, не будет ссылок на комментарии эпох ранней Церкви, средневековья и Реформации, но в то же время будут широко использоваться результаты исследований в области философии, филологии, сравнительного религиоведения, археологии и истории. Отказ от прошлого в подобных исследованиях сочетается с непрестанным поиском новых открытий.
Не все ученые-библеисты в своих поисках руководствовались стремлением подорвать авторитет Библии. Ученые критического направления желали "реконструировать" те условия, в которых создавались библейские книги, полагая, что чем больше будет собрано сведений, тем четче будут звучать истины, заключенные в Писании. Однако их изыскания нередко приводили к противоположным результатам. Как отмечает Чайлдс, "Если исследователь собрал множество сведений по истории и литературе, это еще не означает, что теперь он сможет глубже постичь смысл библейского текста"7.
Изучение Библии в корне отлично от изучения любого другого литературного или религиозного текста. Оно требует от ученого сердечной веры и посвящения всего себя исследовательскому труду. Признав обоснованность притязаний слова Писания на авторитет (каноничность) и учитывая колоссальную значимость многовековой иудео-христианской традиции, исследователь может и должен принять Библию с сердечной верой и готовностью исполнять изложенные в ней повеления.
Отсюда следуют два заключения. Во-первых, никто не вправе без достаточных на то оснований отвергать свидетельство Отцов церкви, деятелей Реформации, пуритан и других внимательных исследователей библейского текста. Мы - часть исторического процесса. Познание не началось с нас и оно не прекратится, когда мы покинем этот мир. Как отмечает Чайлдс, "говорить о "докритическом " периоде в библеистике - значит проявлять не только наивность, но и высокомерие"8.
Во-вторых, возвращаясь к Ветхому Завету, исследователи-христиане не могут "обойти стороной креста Иисуса Христа, а потому они не вправе забывать о своей принадлежности к христианскому сообществу и приверженности христианским истинам. Призыв Чайлдса к богословскому осмыслению Ветхого Завета вызвал в научных кругах большой резонанс. В своей статье "Толковать с верой" Чайлдс показал, что главной ошибкой, допущенной учеными критического направления, бьшо то, что они видели цель экзегезы в "достижении объективности". Сам он, напротив, убедительно обосновывал необходимость возвращения к реформационной модели:
"Деятели Реформации читали Ветхий Завет, чтобы слышать Слово Божье. Они начинали
изучение его с общего положения христианской веры, согласно которому Ветхий и Новый
Эмиль Бруннер, "Догматика",том 2, "Христианская доктрина о творении и искуплении" (Филадельфия, Вестминстер, 1952), 213.
7Б.С.Чайлдс, "Читая повествования об Илии", Толкование 34 (1980), 128.
8Б.С.Чайлдс, "Книга Исход", Ветхозаветная библиотека, х.
Завет свидетельствуют о едином замысле Божьем, которому должна быть подчинена жизнь народа Божьего... Они читали Писание с верой в то, что это свидетельство указывает на Того, Кто совершил нечто".
Таким образом, Чайлдс предлагает возвратиться к экзегезе в контексте богословия. Он утверждает, что достичь богословского постижения библейского текста исследователь может только в том случае, если "войдет в герменевтический круг подлинной экзегезы"9.
Метод Чайлдса позволяет провозглашать библейскую весть в современной Церкви. Согласно разработанной им герменевтике,
1. контекстом отдельных ветхозаветных текстов служит весь Ветхий Завет; весь Ветхий Завет необходимо трактовать в свете отдельных текстов;
2. Ветхий Завет необходимо толковать в свете Нового, а Новый - в свете Ветхого, в согласии с "единым божественным замыслом";
3. экзегет движется от Ветхого и Нового Заветов к богословской реальности (и наоборот); "библейский текст - это не реликт прошлого, а мощное орудие, посредством которого Бог действует в сердце того, кто читает этот текст"10.
Для того чтобы толковать Писание с верой, необходимо ответить на вопрос о том, как связаны между собой два Завета 1. Вопрос этот возник, когда Новый Завет занял свое место в каноне вместе с Ветхим Заветом. Маркион, богослов второго века, доказывал, опираясь на философские и теологические доводы, что Церковь должна отвергнуть Ветхий Завет. Он считал, что Ветхий Завет проникнут духом иудейства, что в нем выражены лишь земные чаяния, не совместимые с духовностью Нового Завета, и что в нем везде звучит весть о гневе Божьем. Взгляды Маркиона находили своих приверженцев на протяжении многих веков истории Церкви. Адольф фон Гарнак, защищавший взгляды Маркиона, был выразителем антисемитских настроений, которые, в конечном счете, привели к массовому уничтожению евреев фашистами. Подобные суждения высказывал и Фридрих Делицш:
"Ветхий Завет полон всяческих измышлений: это конгломерат заблуждающихся, неправдоподобных, сомнительных личностей ... словом, это книга, которая полна лжи - намеренной и ненамеренной... это очень опасная книга, поэтому, пользуясь ею, необходимо проявлять величайшую осторожность"12.
Этот вопрос был затронут и во времена Реформации. Несхожесть подходов к изучению Ветхого Завета, свойственных богословским системам Кальвина и Лютера, проистекает из различных представлений этих теологов о взаимосвязи между двумя Заветами. Все Писание, включая и Ветхий Завет, Лютер оценивал по принципу "was Christum treibf ("какое отношение это имеет ко Христу"). "Евангелие", каким оно представлено в Новом Завете, было для Лютера мерилом оценки значимости Ветхого Завета1 . С одной стороны, Лютер
л.С.Чайлдс, "Толковать с верой", Толкование 18 (1964): 437, 438. Теоретики герменевтики все больше говорят о значении личности исследователя в толковании.
10Там же, 444.
пСм. В. ван Гемерен, "Израиль как основная герменевтическая проблема толкования пророческих текстов", часть 1; работа того же автора "Различные теории преемственности", являющаяся частью труда, посвященного Льюису Джонсону младшему, "Преемственность и новизна. Различные трактовки вопроса связи Ветхого Завета с Новым", ред. Джон Файнберг (Вестчестер, Кроссуэй, 1988); У.С.Кайзер младший, "На пути к переосмыслению Ветхого Завета" (Гранд-Рапидс, Зондерван, 1987), 35-46. Тщательно проанализировав ветхозаветные обетования, Кайзер переходит к рассмотрению вопроса единства Ветхого и Нового Заветов и пишет следующее: "У Бога всегда был лишь один народ и единый замысел об этом народе, хотя и то и другое имеет много аспектов" ("На пути к ветхозаветной теологии"', 269).
12Фридрих Делицш, "Die grosse TduschungXStuttgart, Deutsche Verlags-Anstalt, 1920-1921), 2:52, пит. По книге Е.Г.Крелинга "Ветхий Завет со времен Реформации" (Нью-Йорк, Харпер энд Роу, 1955), 158. Этот вопрос подробно рассмотрен в работе А.С. Кокрейна "Свидетельство Церкви при гитлеровском реокиме" (Филадельфия, Вестминстер, 1962).
13Дэйвид Лотц, "Sola Scriptura. Лютер об авторитете Библии", Толкование 35 (1981): 258-273.
находил в Ветхом Завете тексты, которые явно предвосхищают грядущее возвещение христианского Евангелия. С другой стороны, некоторые части Ветхого Завета он считал "законническими" и "иудейскими". Резко разграничивая "закон" и "евангелие", Лютер пришел к заключению о том, что многое в Ветхом Завете не имеет особой значимости для верующих Нового Завета: "Оставьте Моисея и его народ. Это лишь тени прошлого, и они не имеют ко мне никакого отношения. Я слушаю слово, обращенное ко мне. У нас есть евангелие... Я не взираю на [Моисея], он не имеет отношения ко мне" .
Отношение Кальвина к Ветхому Завету, которое отразилось в реформатских вероисповедных документах, сформировалось в борьбе с Римом и анабаптистами. Католическая церковь пользовалась Ветхим Заветом для оправдания мессы, своего богослужебного чина, учения о добрых делах, священства и множества различных законов, в то время как во всех реформатских вероисповедных документах делается акцент на идее исполнения обещанного в пришествии Иисуса Христа. Церковь не является всего лишь "продолжением" Израиля с его богослужебными и гражданскими законами. Церковь - это духовное сообщество, слагающееся из всех людей Божьих, исповедующих веру в Иисуса Христа. Библейские учения, в которых подчеркивается новизна наступившей эпохи (лучший завет, исполнение и завершение спасительного дела Христова), служили для Кальвина твердым основанием для того, чтобы отвергнуть католическую трактовку идеи преемственности между Ветхим и Новым Заветами. Деятели Реформации справедливо отмечали, что между людьми Ветхого и Нового Завета существуют явные отличия. Поэтому они призывали христиан свергнуть с себя римское бремя и радоваться "христианской свободе".
Однако, в отличие от анабаптистов, которые полностью отвергали Ветхий Завет, считая его маловажным по сравнению с новозаветным откровением, Кальвин, с определенными оговорками, утверждал непреходящую значимость ветхозаветного закона. Он отводил важное место Израилю и Ветхому Завету в своих экзегетических изысканиях. Как считал Кальвин, Бог заключил с Авраамом и семенем его завет, который имел особый, искупительный смысл. Ветхий Завет и Новый Завет - это, по Кальвину, две формы единого домостроительства благодати Божьей, которое охватывает собой все заветы, которые Бог когда-либо заключал с человеком[6]. И отдельные заветы, и Ветхий и Новый Заветы в целом покоятся на едином основании - Христе, Посреднике завета (1 Тимофею 2:5), Который исполняет ветхозаветные обетования, обещая при этом еще более исчерпывающее исполнение их в славное пришествие Его. В своей системе Кальвин постарался сохранить некоторое противопоставление между неизменной сущностью Божьего естества и тем, как характеризуются в Писании различные этапы искупления (как нечто "новое"). Так он постарался привести в равновесие статичное (т.е. ту особенность искупления, которая связана с вечностью) и динамичное (т.е. его исторические аспекты) в своей трактовке откровения.
Сравнительно подвижная позиция Кальвина приобрела большую жесткость в теориях богословов семнадцатого столетия Кокцеюса и Воэция[7]. Для последователей Кокцеюса важным было то, что Кальвин любил библейское и экзегетическое богословие. Для последователей Воэция особой значимостью обладала способность Кальвина к систематизации сведений. С течением времени определенные особенности богословия Кальвина приобрели еще большую полярность, и до сего дня споры между представителями различных течений кальвинизма не утихают. Некоторые подобные особенности можно представить в виде пар таких богословских понятий, как закон и благодать, обетование и исполнение, знак и сущность.
В богословской системе Кальвина отличие между двумя Заветами заключается в разграничении закона и евангелия, согласно соответствующим историческим периодам: закон был дан в Ветхом Завете, евангелие - в Новом. Под "законом" Кальвин понимал не просто правовые нормы, данные в законе Божьем, для него закон - это ветхозаветное домостроительство завета. Ветхий Завет - это не просто подготовка к пришествию Христа. Это откровение об искуплении, которое осуществит обетованный Мессия, главное действующее лицо завета. В эпоху закона, на протяжении которой завет благодати оставался в силе, люди обретали прощение, усыновление и другие блага завета на основании совершенного Христом искупления. Иными словами, "Евангелие явственно указывает на то, что в древности виделось в туманных прообразах"[8].
Закон отличен от евангелия в том смысле, что он в лучшем случае является путеводителем ко Христу. Закон, с его заповедями и сводом правовых норм, установленных для борьбы с преступлениями, возвещает осуждение, в то время как евангелие оживляет Духом. Закон готовит людей к пришествию Христа, Который есть цель закона. Таким образом, закон, имея целью Христа, занимает свое место в домостроительстве завета благодати. Требования закона уступают место жизни в свободе, вследствие чего верующие от сердца повинуются своему Небесному Отцу.
В системе Кальвина два Завета разграничиваются еще в одном отношении: богослов проводит различие между обетованием и исполнением. И в то и в другом случае в качестве "общего знаменателя" выступает идея спасения. Таким образом, новозаветное откровение - это не просто "исполнение", а ветхозаветное откровение - "обетование"; два Завета дополняют друг друга. Уже ветхозаветные святые были причастниками спасения, хотя и ожидали более полного его откровения. Кальвин благоразумно напоминает нам, что наше положение подобно тому, в котором пребывали святые Ветхого Завета:
"Хотя Иисус Христос дал нам в Евангелии истинную полноту духовных благ, пользование
ими еще скрыто как бы под стражей и под покровом надежды, пока мы, освобожденные от
нашей испорченной плоти, не преобразимся в славе Того, Кто нам предшествует и нас **18
превосходит .
Сущность всего библейского откровения заключается, во-первых, в провозглашении и усвоении обетованного искупления и, во-вторых, в ожидании исчерпывающего исполнения обетовании, связанных с искуплением. Отражением этой истины служит использование образов "знака" в Ветхом Завете и "сущности" - в Новом. Эта "сущность", однако, представляется менее важной в сравнении с обетованием об исчерпывающем исполнении искупления, которое ожидает Божьих детей во славе.
Как следует из всего вышеизложенного, Кальвин не проводил резкого разграничения между Ветхим и Новым Заветами; по Кальвину они представляют собой две составляющие единого Божьего завета, имеющие свои характерные особенности. Как отмечает Кальвин, жизнь ветхозаветного Израиля была "детством" Церкви:
"Евреи имели ту же Церковь, что и мы, но она находилась еще в детском возрасте. Поэтому Господь и применил к ним эту педагогику.: Он не дал им духовных обетовании в явном виде, а представил их в образах и картинах, в форме обетовании земных. Желая вселить в Авраама, Исаака и Иакова и весь их род надежду на бессмертие, Бог обещал им в наследство землю Ханаанскую, но не затем, чтобы их устремления ею и ограничились, а затем, чтобы взирая на нее, они утвердились в уповании на истинное наследие, которое им не было еще явлено".
Таким образом, земные благословения имели духовную сущность. Верующий Ветхого Завета принимал Божьи блага как знак shalom'a, или мира с Богом: "Мы понимаем, что владение землей Ханаанской обещано ему лишь при условии, что она будет для него знаком Божьего благоволения и образом небесного наследия". Эта мысль Кальвина помогает понять смысл пророческих картин земного блаженства будущего века:
"В то же время пророки чаще всего описывают блаженство будущего векав образах, которые дал им сам Бог... Мы хорошо понимаем, что это не относится ни к смертной жизни, которая подобна странствию, ни к земному городу Иерусалиму. Это сказано об истинной родине верующих и о небесном граде, в котором Господь уготовил благословение и жизнь навеки (Пс. 132:3)"19.
БОГОСЛОВСКИЙ ЦЕНТР ТЯЖЕСТИ ПИСАНИЯ
Существует ли единство в литературных и исторических традициях Израиля и Церкви? Библия отличается чрезвычайным богатством тематического содержания, и при переходе от эпохи к эпохе, от книги к книге (особенно от Ветхого Завета к Новому) эти темы многообразно варьируются. Поэтому упомянутое единство не всегда легко усмотреть. Любовь Бога к многообразию проявляется в творении и откровении. Мы же любим находить согласие, упорядоченность и смысл как в природе (естественные науки), так и в Слове Божьем. Вот почему мы ищем объединяющую тему Писания, или его богословский центр тяжести.
Из истории библейского богословия явствует, что единства в вопросе о том, что составляет богословский центр тяжести Писания, вряд ли удастся когда-либо достичь20. Айхродт утверждал, что объединяющей идеей Писания является идея завета. Селлин считал, что идейным центром Ветхого Завета служит понятие о святости Божьей. Колер полагал, что таким центром является идея владычества Бога Израиля. Другие исследователи выдвигали в равной степени интересные предложения: Царство Божье, народ Яхве и взаимоотношения Яхве с Его народом. Фон Рад решительно отверг любые упрощенческие теории богословия Ветхого Завета, считая, что целесообразнее говорить о ряде ключевых идей, которые находят выражение в истории Израиля.
Вопрос определения богословского центра тяжести Писания обсуждался и обсуждается также среди евангельских теологов21. Кайзер объясняет причину своих поисков богословского центра тяжести Писания убежденностью в том, что в Писании раскрывается замысел Божий. Он строит свою систему богословия Ветхого Завета вокруг мотива "обетования":
"Божественное обетование указывало на семя, народ, семью, человека, землю и благословение вселенских масштабов, и, как свидетельствует 17-я глава книги Бытие, все это имело быть непреходящим и вечным. Во всем этом раскрывается единый замысел Божий. И этот единый замысел заключает в себе возможность такого разнообразия и многоразличия, какое только может породить ход истории и откровения. Это единство цели и средства лежало в основе цепи разворачивавшихся событий, которые были описаны и истолкованы богодухновенными авторами. Дав целый ряд взаимосвязанных толкований
этих событий, авторы, тем самым, возвестили непреложную волю Божью своим
^ 22
современникам и последующим поколениям людей .
Каждое из таких богословских понятий, как обетование (Кайзер), завет (Робертсон, Маккомиски) и Царство (ван Рул ер), может служить отправной точкой в изучении библейского откровения. Если нам удастся выявить богословский центр тяжести Писания, нам
Аврааму - прим. переводчика.
19Тамже,2.11.2.
20Вопрос о поисках центра тяжести в библейском богословии подробно рассматривается в следующих работах: У. Кайзер мл., "На пути к ветхозаветной теологии", 20-32; Герхард Хейзел, "Богословие Ветхого Завета" (Гранд-Рапидс, Эрдмане, 1972), 123-130. О проблеме библейского богословия см. Бревард Чайлдс, "Кризис библейского богословия" (Филадельфия, Вестминстер, 1970). Новейшая трактовка этой проблемы представлена в работе того же автора "Ветхозаветное богословие в каноническом контексте" (Филадельфия, Фортресс, 1986), 1-17.
21Брюс Бирч, "Современное состояние библейской герменевтики: Ветхий Завет", Журнал религиоведения 10 (1984): 1-7.
22Кайзер, "На пути к ветхозаветной теологии", 39; см. также ее. 32-40.
будет легче отделять различные составляющие Божьего замысла. Наш Бог - Бог устройства. Все в сотворенном Им мире имеет свой смысл и назначение. Будучи твердо убежден в этом, я предлагаю считать "богословским центром тяжести" Писания Самого Иисуса Христа. Иисус - откровение спасения Божьего.
История искупления представляет собой развертывание Божьего спасительного замысла, который раскроется с предельной полнотой тогда, когда Бог восстановит все. Все благословения, обетования, заветы и свидетельства о Царстве суть образы или тени великого спасения в Иисусе Христе, которое явится в конце веков. Другими словами, Ветхий и Новый Заветы согласно свидетельствуют о великом спасении как восстановлении. Ветхозаветные святые и христиане являются причастниками благодати Божьей во Христе Иисусе. Народ Божий обретает все большую полноту спасения по мере того, как в Божьем откровении все более проясняется истина о Мессии и мессианской эпохе.
Христианские богословы, изучающие Ветхий Завет, не вправе ограничивать сферу своих исследований лишь одной из множества тем . Нельзя отделять Ветхий Завет от Нового. Они должны помнить о том, что центральными событиями изучаемой ими традиции - истории искупления - являются воплощение, смерть и воскресение Иисуса, Мессии.
"Христианская Церковь утверждает сбою веру в то, что и Ветхий, и Новый Завет свидетельствует об Иисусе Христе... По учению Церкви, все Писание представляет собой достоверное свидетельство о Божьем замысле в Иисусе Христе о Церкви и мире... Смысл Ветхого Завета раскрывается в Новом, а смысл Нового - в Ветхом, и единство этого свидетельства исходит от Единого Господа"[9].
С пришествием Иисуса резко изменяется тональность текста Священного Писания. В проповедях и писаниях новозаветных авторов звучит радость и воодушевление, ибо с воскресения Иисуса началась новая эпоха. Этот душевный подъем, эта новая духовная сила ощущается в словах Петра (Деяния 2:22-24; 4:11-12; 10:42-43; 1 Петра 1:12), Стефана (Деяния 7:52) и Павла (Деяния 13:32-33; 17:30-31; 26:22-24; 28:28; 2 Коринфянам 1:19-20; Филиппийцам 1:18). Смысловым центром Библии является вочеловечился и прославленный Христос, Которым будет обновлено все сущее. Все деяния Божьи, все откровения обетовании и заветов Его, все ступени раскрытия Его Царства и все блага спасения - во Христе[10].
Все деяния, которые когда-либо совершал Бог, и все благословения, которые Он ниспосылал людям, таким образом, имеют своей опорой смерть Христа и чаяние нового века. Мы не знаем, каким именно будет этот новый век, поскольку пророки и апостолы облекают свои слова в образы и притчи. Но мы точно знаем, что в нем не будет смерти, страха и осуждения - мрачных спутников нашего века. Поскольку эта новая (столь славная!) эпоха так непохожа на наш век, все верующие - жившие до первого пришествия Христова и после него (равно как и мы с вами), - являются причастниками единого упования, или веры (Евреям 11). Уповая на пришествие века праведности (Галатам 5:5; 2 Петра 3:13), верующие взирают на Христа, Царя Славы, в Котором тень, знак и обетование станут светом, сущностью и исполнением. Не только ветхозаветные святые, но и мы, верующие нового завета, можем сказать, что наши дни "подобны тени", поэтому мы не вправе говорить о Божьих благостных деяниях, откровениях, заветах и обетованиях прошлого всего лишь как о "тенях". Мы также пока еще живем в "тени" великой грядущей эпохи!
Экзегеза - это искусство и наука толкования Библии по правилам герменевтики. Герменевтика рассматривает то, как мы воспринимаем библейский текст, как мы соотносим его с другими текстами Писания и как применяем его. Герменевтика требует от исследователя интеллектуальной и духовной дисциплины, ибо без нее невозможно скрупулезно изучать библейский текст в различных его контекстах - таких, как исторический, грамматический, литературный и культурный. Подобный поход более всего известен как историко- грсшматическим анализ .
Этот подход, однако, нельзя отделять от толкования "с верой". Библия требует, чтобы мы постоянно "покоряли" помышления свои богодухновенному Слову (1 Коринфянам 2:1215) и были готовы менять свои взгляды и убеждения, если на необходимость этого указывает нам Дух Божий. Всякий толкователь пытается понять смысл библейского текста в богословском, бытийном, психологическом или литературном ракурсе[11]. Однако разум его должен быть открыт для действия преобразующей силы Духа Божьего, свидетельствующего через Слово Божье. Толкователь Священного Писания должен смиряться духом пред Духом Божьим, смиренномудренно ходить вослед Господу, прилежно изучать Слово и прислушиваться к другим верующим. Бог говорит, и мы должны слушать.
Изучение Библии во многом напоминает изучение произведения искусства. В сущности, сама Библия является произведением искусства - литературным шедевром, а точнее, собранием литературных шедевров. Искусство может вдохновлять нас, Библия же вдохновлена Богом. Искусство может нести с собой возвышенные чувства, Библия же истинно преображает нас. Преобразующая сила Святого Духа, заключенная в ней, действует не независимо от усилий и стараний человека, изучающего Писание, поскольку от него требуется нечто большее (а не меньшее), чем то, что требуется от человека, изучающее какое- либо произведение искусства Искусство, можно сказать, овладевает духом художника, Библия же - это труд Святого Духа. Вы можете обложиться библейскими справочниками и усердно изучать историю искупления и библейское богословие. Вы можете стать знатоком истории древних цивилизаций Ближнего Востока, семитских языков и литературы. Но если в вас нет Духа Божьего, Библия будет для вас лишь собранием книг - увлекательных или скучных. Святой Дух - Автор Священного Писания и Он открывает "глубины Божьи" тем, кто ищет божественной премудрости и знания (1 Коринфянам 2:10-16; 2 Петра 1:21). Если ваше сердце открыто для действия Духа Божьего, Он будет свидетельствовать вам об авторитете Слова, просвещать вас и изменять вашу жизнь, открывать связи, существующие между отдельными библейскими книгами, а также давать более глубокое понимание тематики Писания и исторических событий, отображенных в нем.
Хотя нам помогает Святой Дух, это не означает, что, изучая Библию, мы не должны прилагать никаких усилий. Очень часто Писание открывают лишь с тем, чтобы найти ответ на тот или иной острый вопрос. При этом обычно пренебрегают контекстом и связями между различными текстами. Многие из тех, кто изучает Слово Божье, подобны не разбирающемуся в живописи человеку, который, оказавшись в музее, может сказать лишь: "Эта картина мне нравится, а эта - нет". Подобно искусствоведу, исследующему закономерности, присущие художественному произведению, тот, кто изучает Библию, должен постичь внутреннюю логику богодухновенного текста. Если исследователь сможет ощутить тональность библейских книг, изучив их культурный, исторический и литературный фон, а также выяснив, как одна часть Писания соотносится с другими его составляющими, он лучше поймет смысл и идейное содержание соответствующих книг. Если понимание структурных связей важно в изучении гуманитарных и точных наук, тем более важно, чтобы исследователь Библии разбирался в закономерностях библейского языка и мысли. В противном случае западный человек, изучающий Библию, придет к выводам, совершенно отличным о тех, которые может сделать исследователь Писания, живущий в одной из стран третьего мира. Поскольку Библию изучают в различных странах и регионах мира, - а, в силу особенностей различных культур, результаты этих исследований могут не вполне совпадать, - мы должны стремиться находить в тексте Писания только те закономерности мысли, которые присущи ему самому, и стараться
не привносить в него чуждых ему мыслей. Как подчеркивает Торренс,
"Некоторые особенности ветхозаветной мысли и языка воспринимаются Новым Заветом и остаются значимыми для христианской Церкви. Вот почему говорится, что Церковь утверждена на основании не только апостолов, но и пророков, причем важен именно такой порядок, ибо ветхозаветные Писания теперь мыслятся как составляющая понятийного мира
Нового Завета: именно они, взятые от Израиля и переосмысленные во Христе, служат
28
идейной основой для новозаветного откровения и евангельской доктрины" .
Анализ и синтез. "Трехпланный "подход к изучению библейского текста
Если мы желаем постичь закономерности библейской мысли, мы должны научиться тщательно и терпеливо исследовать различные связи, существующие между Ветхим и Новым Заветами, а также отдельные книги Писания, что включает в себя изучение исторического фона этих книг, материальной и духовной культуры народов, о которых повествуется в них, географию соответствующих стран, а также сведений об авторах. Благодаря изучению различных составляющих текста (анализ) и связей между ними (синтез), закономерности библейской мысли могут приобрести особую значимость для нас сегодня (см. схему 2 ниже).
Анализ - это составляющая толкования текста, которая заключается в постижении смысла (слов, фраз, грамматических и синтаксических конструкций), связей и отношений (между стихами и более крупными единицами текста), а также в решении вопросов текстологического характера. Помимо изучения слов, фраз и стихов, анализ включает в себя также исследование параллельных отрывков Писания и цитат, которые приводятся в различных местах Ветхого и Нового Заветов. Анализ библейского текста не может быть исчерпывающим, если не принимаются во внимание связанные с ним культурные, общественно-экономические, географические и исторические реалии.
Собрав богатый фоновый материал и вооружившись обширными филологическими сведениями, исследователь может получить лучшее представление о составляющих текста. Однако мало знать, из каких элементов складывается библейский текст. Историкограмматический метод не дает исчерпывающего постижения идеи текста. Поэтому тем, кто изучает Писание, не следует обольщаться на этот счет: только выяснив, как составляющие текста связаны друг с другом, с остальными компонентами книги и другими частями Священного Писания, исследователь может вплотную подойти к вопросу о том, каков смысл данного текста. Поэтому экзегетическое богословие немыслимо без синтеза.
Синтез - это составляющая толкования, которая заключается в постижении смысла текста в контексте библейской книги и всего Священного Писания. Синтез - важнейшая ступень в познании смысла библейского текста. Зачастую экзегеты, справедливо признавая, что при сведении всех составляющих текста воедино невозможно избежать субъективных оценок, занимают позицию "сторонних наблюдателей". Однако библейский текст не только нужно изучать, - важно, чтобы он воздействовал на людей. Связь между ветхозаветным текстом как историческим явлением и современным христианином осложняется тем, что между временем, в которое происходили описанные в тексте события, и нашими днями, произошло множество других событий, наиважнейшее из которых - пришествие Иисуса Христа. Эта связь осложняется еще и тем, что современный толкователь рассматривает древний текст Писания сквозь призму своих богословских представлений. Поэтому мы должны внимательно и беспристрастно исследовать библейский текст, пользуясь здравыми принципами толкования. Толкователь может испытывать искушение воспользоваться библейским текстом для обоснования своих собственных взглядов и потому пренебречь замыслом автора. Мы должны бороться с этим искушением. И, наконец, мы не должны пытаться находить в каждом тексте Ветхого Завета "новозаветные идеи" христологического, прообразного или бытийного характера.
Три плана синтетической экзегезы дают возможность толкователю проследить связь изучаемого им текста с другими библейскими текстами. Во всех трех этих планах толкования учитывается значимость грамматико-исторического метода и признается то, что Библия, будучи книгой богодухновенной, несет на себе отпечаток различных исторических эпох, в которые создавались входящие в нее книги. Библия - это не просто Слово Божье, но Слово Божье, данное во времени и переданное людям человеческим языком. Слово Божье непогрешимо, мы же не способны воспринять его во всей его полноте. Целью изучения Библии, таким образом, является познание премудрости Господней. Достижение этой цели мыслится как изучение литературных форм (т. е. форм, в которые человек облекал свою мысль на письме), канонического контекста (т. е. назначения, которое выполняли литературные формы в обществе, принявшем записанное Слово как истинно Божье Слово), а также истории искупления (т.е. последовательности Божьих деяний и раскрытия Его откровения).
Литературная форма
Всякая книга, входящая в состав Библии, имеет свое назначение, и всякий текст Писания необходимо изучать с учетом этого назначения. Для того чтобы понять, как данный текст способствует раскрытию идеи всей книги, его необходимо рассматривать как определенное литературное явление. Текст облечен в определенную литературную форму, он относится к тому или иному литературному жанру, который необходимо изучать, так как форма всегда связана с содержанием. Читатель должен сравнивать изучаемый им отрывок Писания с другими отрывками, имеющими сходную литературную форму. Когда отрывок Писания трактуется в свете других отрывков, относящихся к тому же литературному жанру, происходит то, что принято называть "толкованием Писания Писанием"[12].
Место в каноне
Определение места, которое та или иная книга Писания занимает в каноне, начинается с осознания того, что Библия создавалась на протяжении долгого времени. В свое время понятие "канон" носило динамичный характер, поскольку различные составляющие Писания появлялись и объединялись в одно целое постепенно - по вдохновению Святого Духа и промыслу Божьему.
Прежде всего необходимо сознавать важность связей между различными книгами в каноне. Иначе говоря, книга должна изучаться в рамках того корпуса книг, в котором она находится в каноне - будь то Пятикнижие, Пророки (которые распадаются на так называемых "ранних пророков" [от книги Иисуса Навина до 4-й книги Царств] и "поздних пророков" [которые, в свою очередь, делятся на великих пророков - книги Исайи, Иеремии, Йезекииля - и книги двенадцати малых пророков]), Писания (Псалтирь, Иов, Притчи, пять "Свитков" [Руфь, Песнь песней, Екклесиаст, Плач Иеремии и Есфирь], Даниил, Ездра-Неемия и 1-2 книги Паралипоменон), Евангелия, Деяния, Послания или Откровение. Понимание важности связей между различными книгами в каноне подразумевает также то, что толкователь должен учитывать время, в которое народ Божий принял тот или иной текст. Соотнося отдельный текст со всей книгой, можно прийти к более полному "синтетическому" пониманию идеи книги как единого целого.
Кроме того, толкователь должен знать, в каких исторических условиях народ Божий первоначально принял ту или иную книгу Писания; благодаря этому он будет понимать, какую функцию выполняют соответствующие тексты в каноне. В разные эпохи народ Божий испытывал разные нужды, и мы можем рассматривать библейский канон как собрание канонов, то есть отдельных книг, данных одному народу, который принял каждую из них как Слово Божье. Неоценимая заслуга Бреварда Чайлдса перед ученым сообществом состоит в том, что он указал на необходимость изучения библейских книг с учетом того, какую функцию они выполняют в каноне. По Чайддсу, "говорить о канонической функции книги означает рассматривать ее с точки зрения сообщества людей, на чьи духовные нужды отвечало божественное Слово и чьи богословские убеждения формировались благодаря этому
Слову". Изучая библейскую книгу, толкователь должен подмечать в ней все, что указывает на ту функцию, которую выполняет эта книга в сообществе верных. "Мы утверждаем... что в книге систематизированы различные составляющие ее назначения; это сделано для того, чтобы помочь читающим понять, какую роль эта книга, по замыслу Божьему, должна играть в сообществе верных"[13].
Искупительно-исторический смысл
Библейское откровение служит объяснением Божьих деяний в истории человечества и свидетельством о Божьем благостном отклике на нужды людей. Могущественные искупительные деяния Бога в жизни человека и откровение Его составляют сущность так называемой истории искупления. В основе искупительно-исторического подхода лежит представление о том, что Библия является в первую очередь не исторической книгой или сборником нравственных правил, а повествованием о верности, которую Бог оказывал народам, патриархам, Израилю и Церкви Иисуса Христа. Изучая историю искупления, мы лучше постигаем замысел Божий в Иисусе Христе. Этот метод позволяет соединить различные части Священного Писания в единое целое, а кроме того, дает возможность ощутить все богатство тем Библии. Разнообразие тем и идей Писания и в то же время их согласованность отвечает нашей убежденности в том, что, хотя сейчас мы знаем "отчасти", Бог знает все - от начала и до конца.
Искупительно-исторический подход характеризуется пристальным вниманием к тексту, к особенностям искупительно-исторического периода и к связи этого периода с пришествием Иисуса - Спасителя и Восстановителя неба и земли. Те, кто пользуется искупительноисторическим подходом к экзегезе, сознают, что им еще только предстоит достичь целостного понимания Писания, и они стремятся к этой цели вместе, как сообщество ученых[14].
Толкователь спрашивает себя, какое отношение рассматриваемый им текст имеет к пришествию Иисуса и нашему чаянию восстановления всего сущего по возвращении Его. Искупительно-исторический подход требует, чтобы при изучении библейского текста принимались во внимание традиционные средства общения и культуры: так, необходимо учитывать исторические, культурные, литературные и общественные факторы, связанные с соответствующим текстом. Этот подход считается христологическим в том смысле, что центральное место во всей Библии (как в Ветхом, так и в Новом Завете) занимает Иисус Мессия - Тот, Кто вновь приведет все сущее к Богу. Поскольку этого возвращения к первоначальной гармонии еще не произошло, искупительно-историческое толкование Писания осуществляется в свете откровения о конце, или завершении истории искупления. Ход истории искупления не завершился с первым пришествием Иисуса: впереди - время, когда Христос придет во славе, положит начало новой эпохе совершенства и сотворит новые небеса и новую землю. Поэтому в толковании различают христологический и эсхатологический аспекты. Если толкователь ограничивает исполнение обетовании первым пришествием Иисуса, то Новый Завет в его трактовке неминуемо противопоставляется Ветхому. Если же он видит конечную цель истории искупления в восстановлении всего сущего, то Ветхий и Новый Заветы в его трактовке согласованно свидетельствуют о грядущем времени, когда Иисус, ставший Начальником и Спасителем, все покорит воле Отца (Деяния 2:34-36; 1 Коринфянам 15:25; Евреям 1:13; 2:8; 10:13; Откровение 2:27; 12:5; 19:15).
Опираясь на вышеизложенное, я описываю в этой книге двенадцать периодов истории искупления. Каждый из этих периодов отличается от других, но при этом тесно связан с предшествующими и последующими эпохами. Каждый период вытекает из предыдущего, но в то же время является качественно новой ступенью в ходе истории искупления, и каждый период помогает лучше понять общий замысел Божий (см. табл. 1)
|
ТАБЛИЦА 1. ДВЕНАДЦАТЬ ПЕРИОДОВ ИСТОРИИ ИСКУПЛЕНИЯ
|
Деление истории искупления на указанные двенадцать периодов помогает нам лучше понимать особенности деяний Божьих: изучающий Библию получает возможность увидеть ключевые моменты и своеобразные "водоразделы" в ходе развертывания Божьего искупления, а не только обозревать священную историю в целом. Цифра 12 - чистая условность, главным в этом делении представляется показ преемственности и появления нового в ходе истории искупления, ибо это поможет читателю лучше понимать Библию и связывать отдельные ее тексты с общим замыслом Божьим. Деление истории искупления на двенадцать периодов дает возможность изучать не только отдельные понятия, такие как, например, завет или обетование, но позволяет увидеть множество существующих между библейскими темами и идеями связей, средоточием которых является Сам Иисус Христос.
От сотворения мира до нового творения Господь совершает Свой замысел, который состоит в том, чтобы дать обновленному человечеству блага восстановленного творения. Связь искупления и творения в замысле Божьем позволяет нам лучше осознать величие и благость нашего Господа - Творца, Искупителя и Царя. Каждая ступень истории искупления служит свидетельством о благостных деяниях Господа, которые Он совершал и совершает несмотря на безразличие, неверность и непокорность человека. Совет великого Царя состоится, и Его любовь не престанет, как бы низко ни пал человек. Борьба между Царством Божьим и царством человеческим продолжается тысячи лет, но исход ее предрешен. Терпение и любовь Божья проявляется в попечении Его обо всем творении и в обилии благ, которые Он ниспосылает миру. Однако Бог не только любит творение, но и изливает Свой гнев на нечестивых. Бог, Который совершает искупление, также воздает по делам и восстанавливает попранное правосудие. На протяжении всей истории искупления Господь являет Себя миру в благости и суде, тем самым напоминая людям о том великом грядущем дне, когда Он окончательно утвердит Свое Царство.
ТОЛКОВАНИЕ БИБЛИИ И ПРЕОБРАЖЕНИЕ ДУХОВНОГО ОБЛИКА ЧЕЛОВЕКА
Толкование ив сообществе"
Библеисты как критического, так и консервативного направлений говорят о том, что древнее библейское свидетельство должно быть действенным и для нас сегодня. И первый вопрос здесь заключается не в том, что нужно сделать, чтобы Писание было актуальным для современного человека, а в том, как нужно изучать и преподавать Библию, чтобы мы могли слышать голос Божий и откликаться на него. Евангельские богословы призывают верующих со всей серьезностью относиться к проповедуемому Слову Божьему[15]. Толкователь Библии является одним из членов сообщества верных и как таковой он исполняет свое призвание. Он не может довольствоваться лишь насыщением своей души, но, будучи христианином, он дорожит истинами о единстве Писания, водительстве посредством свидетельства Святого Духа духу верующего и Слове Божьем, пребывающем в сердце и жизни христианина.
Богословы других школ также призывают прихожан церквей внимать тексту Писания. Штульмахер предлагает то, что называется "герменевтикой согласия", объединяющей текстовую и духовную традиции. Вопрос здесь заключается прежде всего не в том, "как нам следует воспринимать эти тексты и как их... можно систематизировать в контексте событий древности", а в том, "какие утверждения или истины о человеке, его мире и запредельном мы можем почерпнуть из этих текстов". "Прислушиваясь" к историческому тексту, экзегет может положить начало тому, что Штульмахер именует "критическим диалогом с традицией". Выводы, которые делает экзегет, должны всегда поддаваться проверке; методология, которой он пользуется, не должна противоречить идее согласия, но всегда должна давать современным читателям возможность "открывать для себя вновь те измерения бытия, которые считаются забытыми и утраченными". Таким образом экзегеза будет доступной для широкого круга людей, и не "превратится в плод интуитивных прозрений, вкушать который смогут лишь
33
немногие" .
Несмотря на богословские разногласия, и евангельские ученые (Кайзер и Майер), и Штульмахер едины в стремлении сделать экзегезу достоянием широкого круга людей. И первые, и последний развивают герменевтику согласия, герменевтику, отправной точкой которой является слушание Слова Божьего. И первые, и последний выступают против индивидуалистической экзегезы. И первые, и последний желают быть верными Алостольскому Символу ("Верую в Иисуса Христа..."). Главное отличие в их богословских позициях состоит в том, что они по-разному оценивают историю, значение исторических исследований и связь прошлого с настоящим.
Отчуждение Библии от жизни Церкви, по словам Штульмахера, породило пустоту, которая нередко заполняется необоснованными толкованиями.
"Как у молодых богословов, так и у специалистов, давно уже занимающихся толкованием,
это отчуждение вызывает огромную и порой пугающую неопределенность: по сути, они не знают, как следует использовать Писание в служении... Библейская критика вызвала у многих богословов ощущение пустоты и неверие в то, что Писание можно изучать с историко-критических позиций и что результаты такого изучения можно успешно применять в служении; некоторых же толкователей это отчуждение заставляет хвататься за совершенно бредовые идеи"[16].
Ощущение пустоты порождает острое желание утолить духовную жажду, но при этом совершенно не учитывается, каким образом утоляется эта жажда. Субъективизм и прагматизм привели нас к заключению о несостоятельности библейской науки. Разочаровавшись в ученых, люди, изучающие Библию, заново осознали нужду в водительстве Духа Святого и вновь открыли для себя истины о всеобщем священстве верующих и о ясности Писания. Значение духовности в толковании Библии чрезвычайно велико, однако погоня за результатами, которые имели бы практическую ценность, оказалась для евангельского движения столь же пагубной, сколь и плоды критических изысканий для церквей либерального толка.
Пленные иудеи, находившиеся вдали от Иерусалима и храма, были отчуждены от Бога; подобное ощущение могут испытывать христиане, если Библия является для них "книгой за семью печатями" или же если она превращается в цитатник либо сборник душеполезных изречений. Пустоту пытались заполнять призывами к тому, чтобы христиане обогащали свой духовный опыт, больше пребывали в уединенном общении с Богом и усерднее изучали Библию. Церковь поклоняется, а христианин насыщает душу. Столь резкое противопоставление человека и общества заслуживает сожаления, поскольку оно может привести лишь к духовному обнищанию Церкви. Подлинный диалог происходит тогда, когда Церковь как сообщество и отдельный христианин рассматривают библейский текст сквозь одну и ту же призму восприятия.
"Диалогическое" толкование
Ричард Рорбах на примере поясняет, как пастор может использовать в своем служении экзегетические изыскания. Он определяет приходскую герменевтику как "служение, где библейская литература выступает в качестве важного участника диалога, который ведет народ Божий". Герменевтика представляет собой не такой процесс, в ходе которого ученый- библеист дает "единственно верное" толкование текста, а затем пастор преобразует толкование в проповедь. Рорбах желает разрушить представление, согласно которому экзегеза является уделом одних ученых.
"... именно пастор — тот, кто чаще всего разъясняет смысл Писания верующим, -становится связующим звеном в герменевтической цепи, которая простирается от самой библейской литературы, - минуя целый ряд научных построений, - к человеку, который толкует Библию в церкви... То, кто этот человек и как он толкует Писание, имеет чрезвычайно большое значение в процессе воссоздания смысла Писания в церкви"[17].
Герхард Эбелинг, представитель "новой герменевтики", высказывает важные соображения о том, как начать диалог. Для него проповедь - это не просто сообщение, в котором раскрывается опыт общения человека с Богом в прошлом; события древности, по убеждению этого ученого, должны быть воспроизведены заново, - таким образом служитель Слова поможет своим слушателям ощутить присутствие Бога в их жизни, подобно тому как его ощущали люди древности. Такая проповедь является своеобразным "манифестом", ибо в ней возвещается о деяниях Божьих![18] Служитель Слова желает, чтобы, посредством проповеди, народ Божий испытал на собственном опыте действие преображающей силы Слова Божьего. Толкователь должен особое внимание заострить на том контексте, в котором находится избранный им текст Писания, однако он также должен знать, чем живут люди, к которым он обращается сегодня. Толкование соединяет в себе два временных плана -
37
прошлое и настоящее . В этом соединении прошлого и настоящего должен запечатлеться ясный смысл библейского текста[19].
Усердно изучая Библию (пользуясь процедурами анализа и синтеза), евангельский богослов может прийти к выводам, которые будут отличаться жизненной значимостью и остротой. В ходе изучения Писания он испытает на себе преображающее действие Святого Духа, что послужит к славе Божьей. Если толкование не проистекает из благодатного действия Духа, но продиктовано стремлением вычленить из текста Писания связанные с искуплением ценности, люди, слушающие этого толкователя, возможно, скажут нечто подобное:
"Мы не можем толковать Библию так, как это делает наш пастор, он... так мудр и так изобретателен, он может 'найти Христа' в любом месте Писания!» Эти люди пойдут по одному из двух путей: либо они вообще перестанут изучать Библию самостоятельно, либо постараются быть похожими на их пастора, и тогда-то их ждет худшее: их воображение будет рисовать им самые невероятные аллегорические картины![20]"
Для того чтобы толкование имело жизненную значимость, изучающий Библию должен жить "одновременно в мире Библии и в современном обществе". Изучение Библии - это труд, и он требует самого серьезного внимания и сосредоточенности. Изучение Библии может повлиять на образ мысли и убеждения человека4 . Однако в конечном итоге и отдельный христианин, и все, кто принадлежит к народу Божьему, получат большую пользу, если Дух живого Христа будет говорить с ними сегодня посредством древних Писаний.
Для верующего в Иисуса Христа Библия - это книга о Боге и человеке. Обращаясь к людям, жившим в разных странах и в разные исторические эпохи, неизменный Господь говорил на понятном этим людям языке и доступными их разумению словами (Евреям 1:1-3). В Ветхом и Новом Заветах раскрывается Божий замысел, охватьтающий собой Его созидательные и искупительные свершения, которые свидетельствуют о Его любви и непреложности Его намерений. Это вдохновенное повествование о Божьей верности должно побудить наших современников - верующих и неверующих - взирать на Бога и Отца Иисуса Христа как на Искупителя мира. Он совершит то, что определил прежде сотворения мира.
То, как раскрывается этот замысел, составляет предмет толкования, то есть процесса изучения Библии, установления связей между различными частями Писания и применения древнего текста в современной жизни. Толкование Библии - это и искусство, и труд, требующий большой духовной дисциплины. Толкователь изучает библейский текст перед лицом живого Христа, Который действует в верующих силой Духа Божьего. Толкование - это динамичный процесс, поскольку Библия призывает нас постоянно возрастать. Откровение Божье влияет на наше мировоззрение и понимание Божьего творения. От того, кто изучает Библию, требуется верность Триединому Богу. Не следует полагать, будто мы способны непредубежденно оценить тот или иной библейский текст так, как его понимали люди соответствующей эпохи; напротив, нам следует признать, что мы рассматриваем его через призму своих взглядов, убеждений и мнений. Мы живем в исторический период, который начался с воскресения Христова и который окончится Его славным явлением; кроме того, между нами и книгами Писания существует большая временная дистанция. Но Бог обращается к нам, учитывая культурную среду, в которой мы живем, включая и ту систему религиозных взглядов, приверженцами которых мы являемся. Библия говорит с нами, потому что говорит Бог!
То, какие идеи текст может выражать, а какие он выражать не может, определяется позицией, которую занимает толкователь, оценивая тексты Писания. Изучение библейской истории кому-то может казаться занятием, лишенным практической ценности, однако для христианина события, нашедшие отражение на страницах Писания, являются неотъемлемой составляющей Божьего искупительного замысла. Современный человек может не быть в состоянии пренебречь двумя тысячами лет церковной истории, злободневными вопросами нашего времени или богословской системой, в которую он свято верит. Но он может, переосмысливая Слово Божье, утвердиться в решимости творить волю Христа, прийти к более глубокому самопознанию и более верным богословским убеждениям. Поскольку изучение Библии включает в себя усвоение сведений и проведение аналитического разбора текстов, постольку историко-грамматический метод оказывается полезным в восстановлении значений древних слов и жизненных ситуаций, отраженных в тексте Писания.
Толкование включает в себя не только анализ текста, но и синтез, или рассмотрение его в связи с другими библейскими текстами, каноном (т.е. Словом Божьим, данным Божьему народу в определенной исторической ситуации и признанным богодухновенным) и искупительно-историческим процессом. Толкование текста подобно моментальному снимку, а герменевтику можно сравнить с фильмом. Последняя связывает отдельные "кадры" между собой и, упорядочивая выявленные связи, раскрывает перед нашим взором картину, на которой запечатлены благостные деяния Божьи в истории Израиля и Церкви. Кроме того, Дух Божий требует внутреннего преображения, благодаря которому сомкнутся временные планы прошлых эпох и современной исторической ситуации. Как писал Рамм, "экзегеза без практического применения - далекое от реальной жизни занятие[21] .
Толкование Писания требует такого же сосредоточенного внимания к Ветхому Завету, какого оно требует и к Новому. Если толкователь сознает значимость обеих частей Писания, то противопоставление - закона и евангелия, знака и сущности, обетования и исполнения, настоящего времени и восстановления всего сущего в будущем, Израиля и Церкви, материального и духовного - только поможет ему глубже постичь христологический и эсхатологический смыслы Писания. Откровение Бога в Иисусе - водораздел, центральный момент истории искупления . Иисус — средоточие всех смысловых нитей Писания. Мы, однако, не можем говорить, что Ветхий Завет исполнился в Новом. Нельзя также говорить о том, что весь Ветхий Завет исполнился в Иисусе. Писание действительно обладает эсхатологической составляющей, поскольку и Ветхий, и Новый Заветы устремлены к завершающей эпохе истории, когда все сущее будет обновлено. Иисус Мессия всегда был надеждой святых: так было до Его первого пришествия, так будет до скончания века.
[1] Как может быть значимым для нашего современника-христианина описанное в Библии событие?
[2] Как соотносится богословская традиция или положения вероисповедных документов с необходимостью нового прочтения и изучения Библии?
[3]Г. Эбелинг, "Слово и вере?'в переводе Джеймса Лейтча (Филадельфия, Фортресс, 1963), 308.
[4]Более подробно этот вопрос рассматривается в работе Энтони Тиселтона "Герменевтика и богословие. Правомерность и необходимость герменевтики", вошедшей в книгу "Два горизонта. Герменевтика Нового Завета и философская дескрипция" (Гранд-Рапидс, Эрдмане, 1980), 85л114; см. также работу "Ответственность герменевтики", написанную Роджером Ландином, Энтони Тиселтоном и Кларенсом Уолхаутом (Гранд-Рапидс, Эрдмане, 1985).
3Джеймс Барр, "Старое и новое в толковании"(Нью-Йорк, Харпер энд Роу, 1966), 190.
[6]Калъвин, "Наставление" 2.9.11; Энтони Хукема, "Завет благодати в учении Кальвина", Богословскищжурнал Кальвина 2 (1967): 133-161.
[7]См. ван Гемерен, "Различные теории преемственности".
[8]Кальвин, "Наставление" 2.9..3.
18т
Там же.
[9]Бревард Чайлдс, "Введение в Ветхий Завет. Библейское исследование", 671; ср. Фриц Штольц, "Толкование Ветхого Завета" (Лондон, Эс-Си-Эм, 1975), 140-143.
[10]См. Кайзер, На пути к переосмыслению", 101-120.
[11]Бернард Рамм, "Кто может толковать Библию?" Итернити, ноябрь 1979, том 30, ее. 25,28,43.
[12]См. Джон Бартон, "Чтение Ветхого Завета. Роль методик в изучении Библии" (Филадельфия, Вестминстер,
1984) ; Питер Мэки, "Грядущая революция. Новый литературный подход к толкованию Нового Завета", Преподавание богословия 9 (1979): 32-46; Роберт Алтер, "Искусство библейского повествования" (Нью-Йорк, Бейсик, 1981); того же автора "Искусство библейской поэзии" (Нью-Йорк, Бейсик, 1985). Тремпер Лонгман III, "Литературные подходы к толкованию Библии" (Гранд-Рапидс, Зондерван, 1987).
[13]Чайлдс, "Введение в Ветхий Завет. Библейское исследование", 533.
3'Сидней Грейданус, "Sola Scriptura. Проблемы и принципы проповедования на тексты исторического содержания" (Кампен, Кок, 1970); Теодор Плантинга, "Чтение Библии как исторического произведения" (Берлингтон, Онтарио, Уэлч, 1980).
[15]У. Кайзер, "Ветхий Завет в современном проповедовании" (Гранд-Рапидс, Бейкер, 1973); того же автора, "На пути к экзегетическому богословию" (Гранд-Рапидс, Бейкер, 1981); Г. Майер, "Конец исторжо-критического методел (Сент-Луис, Конкордиа, 1977).
[16]Штульмахер, "Историческая критика", 65.
[17]Ричард Рорбах, "Толкователь Писания. Библия в индустриальную эпоху" (Филадельфия, Фортресс, 1978), 7, 8-9.
[18]Эбелинг, "Слово и вера ", 311.
[20]Бруннер, Доктрина о творении и искуплении", 212.
[21]Бернард Рамм, "Толкование Библии", Словарь практического богословия, ред. Ральф Тэрнбалл (Гранд-Рапидс, Бейкер, 1967), 101.
Этот материал еще не обсуждался.