07.05.2012
Скачать в других форматах:

Джон Стотт

Деяния святых Апостолов

Г. По пути в Рим Деяния 21:13 — 28:31

21:18 — 23:25 16. Арест Павла и его самозащита

До сих пор Лука представлял нам своего героя активным и энергичным. Под водительством Святого Духа он действовал смело и решительно, неся проповедь благовестия в большей части Малой Азии и Греции. Но когда Павел прибыл в Иерусалим, его стремительный бег резко оборвался. Он был подвергнут нападению, арестован, заточен, а затем предстал перед судом. Ему пришлось защищаться. После трех миссионерских путешествий, о которых рассказал нам Лука, ему пришлось пережить пять судебных разбирательств. Первую речь в свою защиту Павел произнес перед толпой иудеев в северо–западном углу территории храма (22:1 и дал.), второй раз он предстал перед высшим иудейским советом в Иерусалиме (23:1 и дал.), третье и четвертое разбирательство произошло в Кесарии — перед Феликсом и Фестом, которые друг за другом занимали пост прокуратора Иудеи (24:1 и дал.; 25:1 и дал.), и пятое, также в Кесарии, перед царем Иродом Агриппой II (26:1 и дал.)

Эти пять разбирательств, каждое из которых включает в себя речь Павла в свою защиту, вместе с обстоятельствами его ареста (21:18 и дал.) занимают шесть глав в Нашей Библии, или около 200 стихов. Почему Лука посчитал необходимым вдаваться в такие подробности? Естественно, что этот материал был для него легко доступным, поскольку все то время он находился там. Он вместе с Павлом приехал в Иерусалим (21:15), а следующая часть «мы–повествования» указывает на то, что он вместе с Павлом отправился в Рим. В течение двух лет пребыва. ния Павла под арестом в Кесарии (24:27) Лука оставался на свободе, и естественно предположить, что он продолжал находиться в Палестине, собирая информацию для своего двухтомного труда, лично общаясь со многими действующими лицами своего повествования.

Но у Луки есть более веские причины для того, чтобы представить сравнительно полный отчет о судебных разбирательствах дела Павла. В его распоряжении оказался материал из первых рук. И это не было простым стечением обстоятельств. Ибо мы помним, что Лука был более, чем историк: он также был теологом. Он разрабатывал одну из своих главных тем, а именно — взаимоотношения между иудеями и язычниками в мессианской общине. Он показал нам, как Павел, призванный и назначенный стать Апостолом язычников, в трех важных и значительных городах: в Писидийской Антиохии, Коринфе и Эфесе покидал синагоги и менял благовествование для иудеев на благовествование для язычников (13:46; 18:6 и 19:8–9). Не случайно повествование Луки начинается в Иерусалиме, а заканчивается в Риме.

Поэтому в Деяниях 21 — 23, к которым мы подошли теперь, Лука описывает реакцию на проповедь Евангелия в двух общинах — в иудейской, которая была настроена к нему чрезвычайно враждебно, и римской, проявлявшей терпимость и дружелюбие. Две темы — иудейская оппозиция и римское правосудие — тесно переплетены в повествовании Луки, а в центре этого переплетения находится христианский Апостол, явившийся жертвой жестокой оппозиции, но воспользовавшийся преимуществами римского законодательства.

а. Иудейская оппозиция

Иудейская оппозиция была очевидна с самого начала. Лука не проявляет ни малейшего намека на антисемитизм; он просто констатирует факты. Так, он описывает, как вначале синедрион заключил под стражу Петра и Иоанна, а затем всех Апостолов, угрозами запретив им проповедовать или учить во имя Иисуса (4:1 — 5:42). Впрочем, автор обращает наше внимание на осмотрительность, мудрость и справедливость Гамалиила (5:34 и дал.). Затем наступает черед мученичества Стефана, преследований Иерусалимской церкви со стороны иудейских властей (8:1 и дал.) и бывшего гонителя Савла Тарсянина (9:23 и дал.), причем гонения продолжались в течение всех последующих миссионерских путешествий Павла (напр.: Деян. 13:50; 14:2,19; 17:4 и дал., 13; 18:6 и дал., 12 и дал.; 19:8–9; 20:3,19). Но то, что раньше было лишь судорожными всплесками ненависти, здесь, в Иерусалиме превратилось в безжалостную решимость покончить с Павлом раз и навсегда. Это началось с попытки линчевать его (21:27 и дал.), после чего фанатичная толпа истерично потребовала его смерти (22:22–23), а завершилось все это тайным заговором сорока человек, поклявшихся убить его (23:12 и дал.). Когда толпа повлекла Павла вон из храма (21:30), Лука отметил, что «тотчас заперты были двери». И это не простая констатация факта. Закрывшиеся двери символизируют окончательное отвержение иудеями Евангелия. Политика Павла в обращении к язычникам нашла свое полное оправдание.

Похоже, Лука намеренно проводит параллель между страданиями («страстями») Христа и страданиями Его Апостола — Павла. В предыдущей главе мы видели сходство между приездом в Иерусалим каждого из них. Теперь Лука развивает это сравнение, хотя, конечно же, страдания Павла не носят искупительный характер, как страдания Христа. И тем не менее, и Иисус, и Павел 1) были отвержены своим собственным народом, арестованы без всяких на то оснований и заключены под стражу; 2) им были предъявлены ложные обвинения, подтвержденные лжесвидетелями; 3) обоих на суде били по устам (23:2); 4) оба стали жертвами тайного заговора иудеев (23:12 и дал.); 5) оба слышали ужасный вопль обезумевшей толпы:

«Смерть ему!» (21:36; ср.: 22:22); 6) обоим предстояло пять разбирательств: Иисус был допрошен Анной, синедрионом, царем Иродом Антипой и дважды Пилатом; Павел стоял перед судом толпы, синедриона, царя Ирода Агриппы II и перед двумя прокураторами, Феликсом и Фестом.

б. Римское правосудие

Второй параллельной темой повествования Луки является римское правосудие. Автор Деяний постоянно представляет римские власти друзьями Евангелия. Нам уже представлялась возможность видеть это. Дело не только в том, что первым обращенным из язычников стал римский сотник, Корнилий, или что первым обращенным Павла в его миссионерском путешествии стал римский проконсул Сергий Павел (13:12). Главное —- каждый раз, как только представлялась такая возможность, римские власти защищали христианских миссионеров. В Филиппах, например, городские начальники принесли Павлу и Силе свои извинения за физическое наказание и за то, что их, римских граждан, взяли под стражу. Они лично явились в тюрьму, чтобы сопроводить их из города (16:35 и дал.); в Коринфе Галл ион, проконсул Ахаии, отказался даже выслушать обвинения иудеев против Павла и прекратил дело (18:12 и дал.); а в Эфесе городской чиновник объявил христианских лидеров невиновными, упрекнул толпу за нарушение общественного порядка и распустил всех по домам (19:35 и дал.) Затем, в Иерусалиме и Кесарии, Клавдий Лисий, военный трибун, взял Павла под свою защиту. Он дважды спасал Павла от линчевания, заключая его под стражу (21:33 и дал.; 22:24); он немедленно освободил его от жестокого допроса под пытками, обнаружив, что Павел является римским гражданином (22:25 и дал.); он спас его от заговора убийц, переведя Апостола в Кесарию под юрисдикцию прокуратора (23:23 и дал.).

Такая защита римского правосудия становится особенно понятной в случае с судебными разбирательствами Павла. Хотя он и был обвинен иудеями, его дело разбирадось в законном порядке и он был оправдан римлянами. fo же верно и в отношении Иисуса. Здесь Лука находит третью параллель. Он стремится показать, что, хотя иудеи выдвинули свои обвинения против Иисуса и Его Апостола Павла, римляне не нашли ни в Иисусе, ни в Павле никакой вины. В случае с Иисусом Лука сообщает нам, что Пилат трижды провозгласил невиновность Иисуса. Первосвященникам и толпе он сказал: «Я не нахожу никакой вины в этом человеке» (Лк. 23:4). Тем же людям, после допроса Иисуса перед Иродом, Пилат сказал еще раз: «Я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его; и Ирод также…» (Лк. 23:14–15). А когда толпа продолжала кричать: «Распни, распни Его!», Пилат сказал им в третий раз: «Какое же зло сделал Он? я ничего достойного смерти не нашел в Нем» (Лк. 23:22).

Поразительное сходство с делом Павла производит сильное впечатление. Лука не говорит, что римское правосудие совершенно (он, например, упоминает о готовности Феликса получить взятку (24:26), но подтверждает, что Павел не предлагал ее). И не только он сам заявил о своей невиновности («я не сделал никакого преступления ни против закона Иудейского, ни против храма, ни против кесаря» (25:8), но и судьи согласились с ним в этом). Клавдий Лисий в своем письме Феликсу подтвердил, что «нет в нем никакой вины, достойной смерти или оков» (23:29). Прокуратор Фест сказал царю Агриппе: «Он не сделал ничего, достойного смерти» (25:25). А Агриппа, когда серия допросов была закончена, подытожил все такими словами: «Этот человек ничего, достойного смерти или уз, не делает… Можно было бы освободить этого человека, если бы он не потребовал суда у кесаря» (26:31–32).

Таким образом, трижды в случае с Иисусом и трижды в случае с Павлом, официальными лицами в суде обвиняемый был объявлен невиновным. Сэр Уильям Рамсей подробно разобрал этот вопрос в своей работе «Павел, путешественник и римский гражданин» (1895 г.) В ней он писал: «Согласно нашему предположению, несомненно то, что повествованию о заключении Павла под стражу и последовавшим за этим разбирательствам уделяется столько внимания потому, что, по мнению самого автора, эта тема является самой важной темой в книге» [439]. Далее Рамсей утверждает, что когда наконец Павел попал на суд кесаря, он был оправдан и что этот суд, с его «официальным решением высшего суда империи»… «явился фактически хартией религиозной свободы, в чем и заключается его огромное значение» [440]. Он приходит к заключению, что Лука собирал материалы для третьей книги, в которой хотел описать суд в Риме, оправдательный приговор Павлу, дальнейшую миссионерскую деятельность Павла, последовавший за тем его арест, заключение и смерть по приказу Нерона. Ибо Рамсей считает, что Лука писал в правление Домициана, «когда к христианам стали относиться как к преступникам или разбойникам, и простое исповедание веры признавалось преступлением». В такой ситуации Деяния стали не только «апологией христианства; они стали призывом к исторической правде против аморальной и разрушительной политики правящего императора» [441].

Независимо от того, примем мы все предположения Рамсея или нет (включая датировку Деяний и намерение Луки написать продолжение), мы должны согласиться с ним в определении цели, поставленной Лукой. Лука намеренно демонстрирует, что в глазах римского закона как Иисус (Евангелие от Луки), так и Павел (Деяния) не были виновны, и привлекает внимание к юридическому прецеденту, возникшему в результате этих судебных разбирательств и установившему законность христианской веры. Намерение Луки — показать Церкви, как следует вести себя в будущем в случае преследований и гонений. Церковь должна быть в состоянии доказать, что обвинения в преступлении против государства и человечества (которые чзсто выдвигались в первые века) необоснованны; что она невиновна в преступлениях против закона, а ее члены являются сознательными гражданами, то есть подчиняются государству до такой степени, до какой им позволяет их совесть. И тогда будет сохранена свобода исповедовать, практиковать и пропагандировать Евангелие в той мере, в какой эта деятельность связана с церковью, и весь мир увидит, что у христиан нет камня за пазухой. У них останется лишь единственный камень, о который будут претыкаться нераскаявшиеся, — крест Христа.

1. Павел встречается с Иаковом и принимает его предложение (21:18–26)

Мы уже отметили, что Павлу и его спутникам в Иерусалиме был оказан теплый и радушный прием (17). Однако теперь Лука показывает, что за этим радушием скрывалось напряжение (18 и дал.).

На другой день, не откладывая, Павел пришел с нами к Иакову; Иаков по–прежнему был общепризнанным лидером церкви в Иерусалиме и фактически вселенской иудео–христианской общины, особенно теперь, когда Апостолы Петр и Иоанн покинули город. Иаков был не один, когда принимал Павла и его спутников, ибо пришли и все пресвитеры (18). Поскольку к тому времени иудео–христианская церковь насчитывала много «тысяч» (20), для пасторского служения необходимо было много старейшин. Приветствовав их, Павел стал рассказывать братьям, как обстоят дела в других провинциях (19а).

Описывая встречу Павла и Иакова лицом к лицу, Лука раскрывает волнующую ситуацию, таившую в себе и риск, и возможности. Ибо Павел и Иаков представляли собой лидеров двух течений в христианстве: иудейского и языческого. Эта их встреча была не первой, а, по крайней мере, четвертой. Ибо Павел виделся с Иаковом во время своего первого посещения Иерусалима (Гал. 1:18–19) и вновь, когда вернулся в Иерусалим четырнадцать лет спустя (Гал. 2:1,9). Впоследствии на Иерусалимском соборе они оба сыграли выдающуюся роль (15:12 и дал.). В течение последующих лет движение, возглавляемое ими, росло и ширилось под благодатным покровительством Божьим. И теперь, когда они встретились, оба могли представить обильные плоды своих неустанных трудов на ниве благовестия. Павел — в виде своих спутников, представителей из языческих церквей, а Иаков — в виде многочисленных старейшин Иерусалимской церкви. Некоторые исследователи уверены в том, что богословские позиции Иакова и Павла были несовместимы, как и до Иерусалимского собора (15:1–2), где Павел проповедовал спасение благодатью, а Иаков — спасение делами. Отсюда и сомнения Лютера, в результате которых он впоследствии назвал Послание Иакова «соломенным посланием». Не то чтобы он хотел исключить это Послание из канона, но он чувствовал, что не может включить его в серию «главных» книг, которые недвусмысленно учат оправданию только лишь по вере. Поэтому при встрече Павла и Иакова лицом к лицу в Иерусалиме могло произойти болезненное столкновение.

Но оба Апостола были настроены миролюбиво. Поговорим вначале об Иакове. Павел рассказывал подробно, что сотворил Бог у язычников служением его (19, что сотворил Бог, т. е. что сделал Бог руками Павла), Иаков и его старейшины не только выслушали его, но и вместе прославили Бога (20а). Не было произнесено ни слова неодобрения. Как в случае с обращением Корнилия (11:18), благовествованием у греков в Антиохии (11:22–23) и первым миссионерским путешествием Павла (14:27; 15:12), свидетельство о Божьей благодати по отношению к язычникам было несомненным, и единственным возможным ответом на это могло быть прославление и восхваление Бога. Радостное восхваление Иаковом и старейшинами не было скупым или сдержанным; оно было непосредственным и искренним.

Но Павел также хотел проявить свое миролюбивое отношение к иудео–христианской общине и показал это следующим образом. Первое, это пожертвования, собранные церквами Запада для Иерусалимской церкви. Лука по какой–то причине упоминает об этом позже, только в 24:17, но мне кажется, Павел сделал это в самом начале своей встречи с Иаковом. Возможно, именно эта приятная новость в какой–то степени объясняет теплый прием, о котором говорится в стихе 17. Конечно, эти пожертвования имели большое значение для Павла. Он не только думал об этом несколько лет, но даже отложил свой предполагаемый визит в Рим и Испанию с тем, чтобы лично привезти эти подношения в Иерусалим (19:21; ср.: Рим. 15:23 и дал.). Пожертвования были важны сами по себе и являлись выражением любви христиан к обездоленным братьям (напр.: Деян. 11:27–30; 20:35; Гал. 2:10; 2 Кор. 8:9 и дал.). Нет сомнений, что «корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим. 6:10), но использование денег на нужды неимущих может быть реальным залогом любви.

Однако главное — это его символическое значение. Собранные пожертвования явились примером солидарности верующих из язычников со своими иудейскими братьями и сестрами в Теле Христовом. Вот почему представители этих церквей преодолели весь путь из Коринфа, чтобы участвовать в представлении своих даров, и теперь также присутствовали на встрече Павла с Иаковом. Далее, подношения были смиренным признанием своего долга. Конечно, им было приятно отдавать из любви, но также (как писал о них Павел) были «должники они перед ними. Ибо если язычники сделались участниками в их духовном, то должны и им послужить в телесном» (Рим. 15:27). Именно по причине этого символического характера пожертвований Павел придавал им такое большое значение. Он боялся, как бы эти приношения не были восприняты неправильно — как знак превосходства или, может быть, как попытка купить благосклонность Иерусалима; чтобы принятие даров не поняли как победу проязыческой позиции Павла над иудео–христианским мировоззрением. Вот почему он просил римских христиан молиться вместе с ним за то, «чтобы служение мое для Иерусалима было благоприятно святым» (Рим. 15:31). Он хотел выразить сущность братства во Христе дарением приношений; ответят ли христиане из иудеев взаимностью, приняв пожертвования?

Далее Лука все свое внимание сосредоточил на том, с какой готовностью, демонстрируя свое миролюбие, Павел ответил на предложение, выдвинутое Иаковом. Вся проблема заключалась в том, что в христианской общине были как христиане из иудеев (20), так и уверовавшие язычники (25). Нужно было помочь им жить в мире и согласии, особенно ввиду щепетильности иудейских христиан в соблюдении закона. Иаков и старейшины сказали ему: видишь, брат [трогательное в своей открытости признание их единства в Божьей семье],сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они — ревнители закона (20) [т. е. «стойкие ревнители» его (НАБ, НЗА, ИБ)]. А о тебе наслышались они [слухи фактически оказались ложными],что ты всех Иудеев, живущих между язычниками [в диаспоре], учишь отступлению от Моисея, говоря, чтоб они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям (21). Что же, в таком случае, беспокоило Иакова? Дело было не в разногласиях о пути спасения (Иаков и Павел соглашались в том, что спасение дается через Христа, а не через закон), но о способах осуществления ученичества. Второе, проблема заключалась не в том, чему учил Павел обращенных из язычников (он действительно учил их, что в обрезании нет необходимости (напр.: 1 Кор. 7:19; Гал. 6:15; Иаков и Иерусалимский собор говорили то же), но в том, чему он учил «Иудеев, живущих между язычниками» (21). Третье, дело было не в моральном законе (Павел и Иаков соглашались, что Божьи люди должны жить праведной жизнью, согласно Божьим заповедям, напр.: Рим. 7:12; 8:4; Иак. 1:25; 2:8), но в иудейских «обычаях» (21). Другими словами, должны ли верующие из иудеев продолжать соблюдать иудейские культурные традиции? Ходили слухи, что Павел учит не соблюдать их.

Итак что же? — спросил Иаков у Павла. Христианские ревнители закона из иудеев услышат, что ты пришел (22). Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет (23); Взяв их, очистись с ними и возьми на себя издержки на жертву за них, чтобы остригли себе голову, — и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон (24), или «живешь согласно иудейским законам» (НАБ). Ссылка на четырех христиан из иудеев, остригающих себе головы, указывает на то, что они приняли обет назорейства (Чис. 6:1 и дал.; ср.: Деян. 18:18 и дал.). Иаков, предлагая Павлу присоединиться к ним, преследовал две цели. Во–первых, Павел должен был «очиститься с ними». Комментаторы не могут прийти к соглашению о том, что Иаков имел в виду. Может быть, он хотел, чтобы Павел присоединился к ним в конце их тридцатидневного обета, или в каком–то другом, особом ритуале очищения, поскольку они осквернились чем–то. Или же это может означать, что Павлу нужно было совершить семидневный обряд очищения, так как по священническим понятиям левитов он считался нечистым ввиду своего долгого отсутствия в Иерусалиме [442]. Во–вторых, Иаков предложил Павлу оплатить их расходы, что могло быть достаточно большой суммой.

Упомянув о щепетильности христиан из иудеев (20–24), Иаков перешел к теме подобного рода ответственности христиан из язычников. А об уверовавших язычниках, сказал он, все разногласия были улажены на Иерусалимском соборе несколько лет назад, когда мы писали, положивши, чтобы они ничего такого не наблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда (25; ср.: 15:20,29) — четыре вида церемониальных запретов, которые обсуждались в главе 11.

Павел согласился с предложением Иакова и, как мог скоро, стал выполнять его. Тогда Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, в следующий день вошел в храм и объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение (26).

Мы можем только благодарить Бога за щедрость духа, проявленную и Иаковом, и Павлом. Они пришли к согласию как в богословском (что спасение дается благодатью во Христе через веру), так и в этическом (что христиане должны подчиняться моральным законам) отношениях. Все проблемы, которые их волновали, относились к культурной области и затрагивали вопросы церемоний и традиций. Решение, которое они приняли, не было компромиссом, где в жертву были бы принесены доктринальные или моральные принципы, оно явилось уступкой только в области ритуалов. Мы уже видели проявление миролюбивого духа Павла в принятии Иерусалимского декрета и в том, как он обрезал Тимофея. Теперь в том же духе терпимости он был готов пройти ритуал очищения, чтобы умиротворить щепетильность иудеев. Иаков, пожалуй, зашел слишком далеко, ожидая, что Павел станет жить, «продолжая соблюдать закон» (24) во всех отношениях и все время, если он это имел в виду. Но Павел определенно был готов соблюдать закон в особых случаях, например, ради дела благовестия (1 Кор. 9:20) или, как и здесь, ради всеобщей солидарности христиан различных течений. По его убеждению, иудейские культурные традиции относились к области «непринципиальных вопросов», от исполнения которых он был свободен — он мог соблюдать или не соблюдать их в зависимости от обстоятельств. Как точно определил Ф. Ф. Брюс, «истинно освобожденный дух, такой, как у Павла, не может находиться в тисках собственной свободы» [443].

Но Иаков тоже продемонстрировал щедрость души и братолюбие, как своим прославлением Бога за плодотворную миссию среди язычников, так и принятием приношений от их церквей. Это не было quid pro quo, no типу коммерческой сделки, как пытаются представить некоторые комментаторы («мы принимаем вас, принимая ваши языческие дары, если вы примете нас, соблюдая наши иудейские обычаи»). Скорее, это можно назвать взаимным и чутким снисхождением христиан к нуждам друг друга. Непреклонность предубеждений и фанатическое насилие неверующих иудеев в следующей главе резко выделяются уродливым контрастом на фоне христианской терпимости.

2. Павел схвачен и арестован (21:27–36)

а. Павел схвачен иудеями (21:27–32)

Когда же семь дней оканчивались, тогда Асийские Иудеи, увидевши его в храме, возмутили весь народ и наложили на него руки, 28 Крича: мужи Израильские, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего; притом и Еллинов ввел в храм и осквернил святое место сие. 29 Ибо пред тем они видели с ним в городе Трофима Ефесянина и думали, что Павел его ввел в храм.

30 Весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа; и, схвативши Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери. 31 Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился; 32 Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них; они же, увидевши тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла.

 

Павел для того и находился в храме, чтобы участвовать в ритуале семидневного очищения, уже приближавшегося к концу. Его узнали некоторые иудеи из проконсульской Асии, возможно, из самого Эфеса. Видимо, они узнали и Трофима Ефесянина (29). Это они спровоцировали ярость толпы, пришедшей в храм для поклонения, выдвинув два обвинения. Первое обвинение было явным недоразумением, ибо они представляли Павла как Человека, который учит всех и везде «против народа и закона и места сего» (28а). «Как нелепо, — справедливо замечает Говард Маршалл, — что Павла обвинили в этом именно тогда, когда он сам проходил обряд очищения, чтобы не осквернить храм» [444].

Это обвинение походило на обвинение Стефана, когда лжесвидетели говорили, что «этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон» (6:13). Но иудеи не поняли ни Стефана, ни Павла, как не поняли Иисуса. Иисус говорил о Себе как исполнении храма, людей и закона, а Стефан и Павел продолжили Его учение. Оно было направлено не на принижение храма и закона, но на проявление их истинной славы.

Второе обвинение заключалось в том, что Павел ввел в храм язычников и таким образом осквернил его (286). Это обвинение было просто ложным. Однако это была не преднамеренная ложь, как милосердно замечает Лука, а скорее их предположение на этот счет (29). Они видели в городе Трофима (которого знали как язычника) вместе с Павлом и из этого заключили, что Павел привел его с собой во внутренний двор храма, доступ в который для язычников был категорически запрещен. Язычникам разрешалось заходить только на внешний двор, двор язычников. Чтобы предотвратить вход во внутренний двор, двор Израиля, он был огражден разделительной стеной. Иосиф об этом говорит так: «Между первым и вторым освященным местом тянулась каменная, очень изящно отделанная ограда вышиною в три локтя.

На нем в одинаковых промежутках стояли столбы, на которых на греческом и римском языках был написан закон очищения, гласивший, что чужой не должен вступать в святилище, ибо это второе священное место называлось именно святилищем» [445]. Ф. Ф. Брюс дополняет: «Две такие надписи (обе на греческом) были найдены — одна в 1871, а другая в 1935 году. Текст их гласит: «Ни один иноземец не смеет войти за решетку и ограду святилища. Кто будет схвачен, тот сам станет виновником собственной смерти» [446].

Тит (римский генерал, а впоследствии император), укоряя иудеев, «грешивших против своих собственных святынь», говорил им: «Не вы ли, безбожники, устроили эту ограду вокруг святилища? Не вы ли у нее воздвигли те столбы, на которых на эллинском и нашем языках вырезан запрет, что никто не должен переступать через нее? Не предоставляли ли мы вам права карать смертью нарушителя этого запрещения, если бы даже он был римлянином?» [447] Павел определенно имел в виду эту стену, когда писал о «стоявшей посреди преграде», олицетворявшей враждебность между иудеями и язычниками (Еф. 2:14).

Эта два обвинения — одно наполовину правдивое, а другое совершенно ложное — взбудоражили людей, так что «весь город пришел в движение» (30) и «сделалось стечение народа». Павла схватили, вытащили из внутреннего двора и пытались убить. К счастью, солдаты римского гарнизона, всегда стоявшие на страже общественного порядка в Иерусалиме, увидели, что происходит и сумели спасти его буквально в последнюю минуту. Гарнизонные бараки находились в крепости Антония, которую Ирод Великий построил в северо–западном углу территории храма. Гарнизон обычно состоял из тысячи солдат. Командовал ими chiliarchos, что можно перевести как «военный трибун» [448], «командир римского войска» (НИВ) или «полковник части» (НЗА).

Мы знаем, что в то время командиром гарнизона был Клавдий Лисий (23:26). Услышав, что в городе начались волнения, он сам вместе с несколькими офицерами и солдатами прибыл на место происшествия и возмутители спокойствия немедленно прекратили избивать Павла.

б. Павел арестован римлянами (21:33—36)

33 Тогда тысяченачалъник, приблизившись, взял его и велел сковать двумя цепями, и спрашивал: кто он, и что сделал. 34 В народе одни кричали одно, а другие другое; он же, не могши по причине смятения узнать ничего верного, повелел вести его в крепость. 35 Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа, 36 Ибо множество народа следовало и кричало: смерть ему!

 

Интересно отметить, что один и тот же глагол epilambanomai употребляется и тогда, когда говорится о людях из толпы, когда они «повлекли» Павла вон из храма (30), и о командире, который «взял» его (33), несмотря на то, что они были движимы разными целями. Толпа намеревалась линчевать его, военный трибун взял его под стражу с целью защитить от самосуда толпы. Здесь мы видим один из поразительных примеров, когда Лука противопоставляет враждебность иудеев римскому правосудию. Поскольку из–за всей этой суматохи командир не сумел выяснить, кем являлся арестованный и в чем заключалась его вина, он перевез его (опасаясь разбушевавшейся толпы) в гарнизон. Тем временем толпа кричала: «Смерть ему!». Так же, как почти тридцать лет назад другая толпа требовала смерти другого Обвиняемого (Лк. 23:18; ср.: Деян. 22:22).

3. Павел защищается перед толпой (21:37 — 22:22)

37 При входе в крепость Павел сказал тысяченачальнику: можно ли мне сказать тебе нечто?

А тот сказал: ты знаешь по–Гречески? 38 Так не ты ли тот Египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?

39 Павел же сказал: я Иудеянин, Тарсянин, гражданин небезъизвестного Киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу.

40 Когда же тот позволил, Павел, стоя на лестнице, дал знак рукою народу и, когда сделалось глубокое молчание» начал говорить на еврейском языке так:

22:1 Мужи братия и отцы! выслушайте теперь мое оправдание пред вами. 2 Услышавши же, что он заговорил с ними на Еврейском языке, они еще более утихли. Он сказал:

3 Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне; 4 Я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин и женщин, 5 Как засвидетельствует о мне первосвященник и все старейшины, от которых и письма взяв к братиям, живущим в Дамаске, я шел, чтобы тамошних привести в оковах в Иерусалим на истязание.

6 Когда же я был в пути и приближался к Дамаску, около полудня вдруг осиял меня великий свет с неба. 7 Я упал на землю и услышал голос, говоривший мне: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?

8 Я отвечал: кто Ты, Господи? Он сказал мне: Я Иисус Назорей, Которого ты гонишь. 9 Бывшие же со мною свет видели, и пришли в страх, но голоса Говорившего мне не слышали.

10 Тогда я сказал: Господи/ что мне делать?

Господь же сказал мне: встань и иди в Дамаск, и там тебе сказано будет всё, что назначено тебе делать. 11 А как я от славы света того лишился зрения, то бывшие со мною за руку привели меня в Дамаск.

12 Некто Анания, муж благочестивый по закону, одобряемый всеми Иудеями, живущими в Дамаске, 13 Пришел ко мне и подошед сказал мне: брат Савл! прозри. И я тотчас увидел его.

14 Он же сказал мне: Бог отцов наших предъизбрал тебя, чтобы ты познал волю Его, увидел Праведника и услышал глас из уст Его, 15 Потому что ты будешь Ему свидетелем пред всеми людьми о том, что ты видел и слышал; 16 Итак, что ты медлишь? встань, крестись и омой грехи твои, призвав имя Господа (Иисуса).

17 Когда же я возвратился в Иерусалим и молился в храме, пришел я в исступление 18 И увидел Его, и Он сказал мне: поспеши и выйди скорее из Иерусалима, потому что здесь не примут твоего свидетельства о Мне.

19 Я сказал: Господи! им известно, что я верующих в Тебя заключал в темницы и бил в синагогах, 20 И, когда проливалась кровь Стефана, свидетеля Твоего, я там стоял, одобрял убиение его и стерег одежды побивавших его.

21 И Он сказал мне: иди; Я пошлю тебя далеко к язычникам. 22 До этого слова слушали его; а за сим подняли крик, говоря: истреби от земли такого! ибо ему не должно жить.

 

Клавдий Лисий, как честный и открытый человек, выглядит намного более благоприятно на фоне разъяренной толпы иудеев, одержимой предрассудками. Они предположили, не потрудившись проверить свои догадки, что Павел привел во внутренний двор храма язычника Трофима. Клавдий Лисий решил было, что Павел являлся египетским террористом, однако немедленно изменил свое мнение, когда узнал о фактах. Иосиф тоже писал о бунтовщике, за которого Лисий принял Павла. За три года до описываемых нами событий «этот лжепророк из Египта», как назвал его Иосиф, «собрал вокруг себя 30,000 заблудших» (Иосиф имел склонность к преувеличениям!), «уговорил простой народ отправиться вместе с ним к Елеонской горе… Тут он обещал легковерным иудеям показать, как по его мановению падут иерусалимские стены, так что, по его словам, они будто бы свободно пройдут в город». В дело вмешался прокуратор Феликс и его войска, в результате чего sikarioi «сикарии» [449] были убиты, захвачены в плен или разбежались [450]. Но сам египтянин исчез, и теперь начальник войска решил, что он появился опять. Павел объяснил ему, кто он есть на самом деле. Он с гордостью говорил о том, что происходил из Тарса, который являлся «перрьм городом Киликии не только в плане материального богатства, но и интеллектуальных достижений, где находился один из самых знаменитых университетов римского мира» [451]. Затем Павел просил позволения обратиться к толпе, что ему и было разрешено.

Стоя на каменных ступенях, ведущих из храма в крепость Антония, Павел смело обратился с речью в свою защиту (apologia, «оправдание», 22:1) к враждебно настроенной толпе. Он проявил большой такт и чувство меры. Это можно видеть как в вежливом обращении к аудитории — мужи братия и отцы, так и в том, что он говорил на еврейском языке. Одного этого было достаточно, чтобы утихомирить их. Но соответствовало ли случаю то, что он говорил им? Лука фактически во второй раз предоставляет нам возможность выслушать рассказ Павла о его обращении. В первом случае Лука рассказал об этом своими словами, но теперь повествование ведется от лица Павла (а в третий раз Павел будет свидетельствовать о своем обращении перед царем Агриппой). В каждом случае суть сообщения остается прежней, но в каждом свидетельстве выделяются частные детали, соответствующие данным конкретным обстоятельствам. На этот раз, обращаясь к толпе в Иерусалиме, чье недовольство было вызвано тем, что он якобы всех и повсюду учил против иудеев, закона и храма (21:28), Павел указывает на свою личную верность и преданность своему иудейскому происхождению и вере.

Сначала он говорил о своем рождении и воспитании в иудейских традициях, о том, что свое образование он получил при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе (ср. 5:34). Гамалиил был самым выдающимся учителем того времени, руководителем школы Гиллеля, в которой учился и Павел. Итак, его иудейство было бесспорно — ибо он был «Еврей от Евреев» (Флп. 3:5, АВ). Затем Павел направил внимание слушателей на свое ревностное отношение к Богу, не менее ревностное, чем у них, потому что он гнал последователей христианства, как мужчин, так и женщии сажая их в тюрьмы и даже предавая смерти. Синедрион может подтвердить это, потому что именно члены совета отправили его в Дамаск с ордером на арест иноверцев.

Павел рассказывает об обстоятельствах своего обращения, подчеркивая, что оно произошло благодаря божественному вмешательству, оно не было волевым решением самого Павла. Свет небесный осиял и ослепил его, а Тот, Кто заговорил к нему, назвался Иисусом Назореем. Далее Павел рассказал о служении Анании. Он сделал особый акцент на том, что Анания — это муж, благочестивый по закону, одобряемый всеми Иудеями, живущими в Дамаске (12). Именно он возвратил Павлу зрение и сказал, что Бог отцов наших избрал Павла, чтобы тот познал Его волю, увидел Праведника, «услышал Его голос» (14, НАБ) и стал Его свидетелем. Затем Анания крестил его. Наконец, Павел упоминает о том видении, которое явилось ему в этом самом храме, в осквернении которого его позже станут обвинять, и в этом видении Господь (Павел не упоминает здесь имя Иисуса) велел ему немедленно покинуть Иерусалим, несмотря на возражения Павла. Иди, сказал Господь, Я пошлю тебя далеко к язычникам. То есть, exapostelo se, «Я сделаю тебя Апостолом», фактически Апостолом язычников (21; 26:17; ср.: Гал. 1:16; 2:7–8).

В этот момент речь Павла была прервана криками толпы, требовавшей немедленно предать его смерти (22). Важно понять почему. Дело в том, что в глазах иудеев обращение прозелитов (то есть обращение язычников в иудейскую веру) — это прекрасно, но благовестив (обращение язычников в христианство, минуя стадию иудейства) являлось отступничеством. Это было равносильно тому, чтобы сказать, что иудей и язычник равны, так как оба должны прийти к Богу через Христа, причем на равных условиях.

Вновь просматривая речь Павла, мы можем сказать, что он сделал два важных заявления. Во–первых, он был иудеем не только по рождению и воспитанию, но продолжал оставаться верным иудейским традициям. Верно, что теперь он был свидетелем Того, Кого он раньше гнал. Но Бог его отцов до сих пор продолжает оставаться его богом. Он не отрекался от веры своих отцов, не говоря уже об отступничестве и измене; он пропагандировал прямое продолжение этой веры. Иисус Назорей был Тем Праведником, в Ком исполнились ветхозаветные пророчества. Второе заявление Павла касалось того, что некоторые новые черты его веры, особенно его принятие Иисуса и миссионерская деятельность среди язычников, не были его собственной причудливой инициативой. Они явились прямым откровением с небес, и одно из них произошло в Дамаске, а второе — здесь, в Иерусалиме. Действительно, только Божье вмешательство могло настолько полно изменить его.

4. Римский закон защищает Павла (22:23–29)

Еще два раза за этот короткий период римский закон и правосудие пришли Павлу на помощь. Сначала Клавдий Лисий спас его от линчевания, а затем, обнаружив, что имеет дело с римским гражданином, избавил его от физического наказания.

 

Между тем как они кричали, метали одежды и бросали пыль на воздух, 24 Тысяченачальник повелел ввести его в крепость, приказав бичевать его, чтобы узнать, по какой причине так кричали против него. 25 Но когда растянули его ремнями, Павел сказал стоявшему сотнику: разве вам позволено бичевать Римского гражданина, да и без суда?

26 Услышав это, сотник подошел и донес тысяченачальнику, говоря: смотри, что ты хочешь делать? этот человек — Римский гражданин.

27 Тогда тысяченачальник, подойдя к нему, сказал: ска-*си мне, ты Римский гражданин?

Он сказал: да.

28 Тысяченанальник отвечал: я за большие деньги приобрел это гражданство.

Павел же сказал: а я и родился в нем.

29 Тогда тотчас отступили от него хотевшие пытать его; а тысяченачальник, узнав, что он Римский гражданин, испугался, что связал его.

а. Спасение от линчевания (22:23—24)

Толпа не удовлетворилась криками и угрозами (22); люди стали метать свои одежды и бросать пыль в воздух (23). X. Дж. Кэдбери предположил, что эти жесты выражали не столько возбуждение, гнев или враждебность, сколько ужас при виде богохульства [452]. Как бы то ни было, командир воспрепятствовал попытке толпы наложить на Павла руки, приказав (во второй раз) увести Павла в бараки.

Затем он «распорядился допросить его с помощью бичевания» (24, НАБ). Эта уродливая практика являлась нормой, когда от заключенных хотели получить нужную информацию. «Избиение плетьми (латинское flagellum) являлось страшной пыткой, наказание при этом производилось инструментом, состоявшим из кожаных ремней, увешанных острыми кусочками металла или кости и прикрепленных к крепкой деревянной рукоятке. Если человек не умирал под ударами этой плетью (что случалось часто), он наверняка оставался инвалидом на всю жизнь» [453].

б. Спасение от избиения плетьми (22:25–29)

Павел, собственно, был готов к наказанию плетьми, когда заявил о своем римском гражданстве. Таким же образом в Филиппах он не стал объявлять о своем гражданстве, пока не был избит, брошен за решетку и закован в колодки (16:37). Создается впечатление, что он не хотел воспользоваться теми преимуществами, что давало ему римское гражданство, до самого последнего момента, причем при самых серьезных обстоятельствах. Доктор Шервин–Уайт утверждает, что «в провинциальной юрисдикции того периода не существует документов, точно оговаривающих права римских граждан» [454]. Так же не известно, в чем заключались преимущества римского гражданина, хотя понятно, что он был избавлен от наказания плетьми, т. е. пытки без суда и следствия.

Гражданство могло даваться либо по праву (для людей высокого статуса или положения), либо по заслугам (для тех, кто хорошо служил Римской империи). Оно передавалось от отца к сыну (как в случае с Павлом); его можно было купить, правда, не законным образом, а дав взятку какому–нибудь продажному чиновнику «в секретариате столичного правительства или в провинциальной администрации» [455], как в случае с Клавдием Лисием. Такая коррупция была делом обычным в дни правления императора Клавдия, что объясняет тот факт, что командир прибавил к своему cognomen (первому имени), Лисий, потеп (имя) Клавдия в честь императора.

И хотя командир, узнав, что он Римский гражданин, испугался, что связал его (29), он, похоже, не освободил Павла от уз. По крайней мере все последующие дни он так и оставался в оковах (Деян. 22:30; 24:27; 26:29). Как это можно объяснить? «Возможно, разница заключается в освобождении римского гражданина от тяжелых цепей и мучений, доставляемых ими (от чего Павел и был освобожден), и замене их на легкие оковы, предотвращающие побег арестанта» [456].

5. Павел стоит перед синедрионом (22:30 — 23:11)

На другой день, желая достоверно узнать, в чем обвиняют его Иудеи, освободил его от оков, и повелел собраться первосвященникам и всему синедриону и, выведши Павла, поставил его перед ними.

 

1 Павел, устремив взор на синедрион, сказал: мужи братия! я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня. 2 Первосвященник же Анания стоявшим пред ним приказал бить его по устам. 3 Тогда Павел сказал ему: Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня.

4 Предстоящие же сказали: первосвященника Божия поносишь?

5 Павел сказал: я не знал, братия, что он первосвященник; ибо написано: «начальствующего в народе твоем не злословь».

6 Узнав же Павел, что тут одна часть саддукеев, а другая фарисеев, возгласил в синедрионе: мужи братия! я фарисей, сын фарисея; за чаяние воскресения мертвых меня судят. 7 Когда же он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями, и собрание разделилось; 8 Ибо саддукеи говорят, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа, а фарисеи признают и то и другое.

9 Сделался большой крик, и вставши книжники фарисейской стороны спорили, говоря: ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу. 10 Но как раздор увеличился, то тысяченачальник, опасаясь, чтобы они не растерзали Павла, повелел воинам сойти взять его из среды их и отвесть в крепость.

11 В следующую ночь Господь, явившись ему, сказал: дерзай, Павел; ибо как ты свидетельствовал о Мне в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме.

 

Сотник был решительно настроен достоверно узнать, в чем обвиняют его Иудеи (22:30). Он пытался узнать это у толпы, но получил противоречивые сведения (21:33–34). Он уже был готов применить пытки, но известие о гражданстве Павла предотвратило и это (22:24 и дал.). Тогда он обратился к третьему варианту — разбирательству в синедрионе (22:30). Первосвященник Анания был далеко не безгрешным человеком. Даже Иосиф описывает его как великого скрягу, главным устремлением которого было нарастить капитал; его «крайне испорченные слуги» по его приказанию «насильно овладевали предназначавшеюся для простых священнослужителей десятиной» [457].

Лука достаточно кратко описывает разбирательство в синедрионе, и все же в связи с этим разбирательством возникает по меньшей мере три вопроса. Первые два касаются Павла и Анании, а второй относится к Павлу, фарисеям и саддукеям.

а. Павел и первосвященник Анания (23:1–5)

Во–первых, почему первосвященник был так разгневан вступительной фразой Павла, что велел бить его по губам? Вряд ли его били за то, что он начал говорить, не дождавшись разрешения. Сомнительно также, что были затронуты принципы и познания первосвященника, хотя любое утверждение о доброй совести перед Богом было (по его мнению) наглой ложью. Не похоже также на то, что первосвященник был возмущен тем, что Павел не признавал своей вины. Самым правдоподобным объяснением следует считать следующее: Анания понял слова Павла как утверждение о том, что он продолжал оставаться верным иудеем, служившим Богу с доброй совестью всю свою жизнь и даже «до сего дня», когда он является христианином (как до, так и после своего обращения). То же самое Павел утверждал и во 2 Послании к Тимофею 1:3. Для Анании это было верхом высокомерия, даже богохульства.

Во–вторых, почему ответный выпад Павла прозвучал так грубо? Джером, по–видимому, стал первым комментатором, кто привлек внимание к контрасту между поведением Иисуса и Павла перед судьями. Иисус отреагировал намного более сдержанно, когда Его ударили по лицу (Ин. 18:22–23; ср.: 1 Пет. 2:23). Кроме того, Павел лишь незадолго до этого писал о себе и о своих братьях:

«Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим» (1 Кор. 4:12). Возможно, он все–таки потерял выдержку, потому что после этого Апостол так или иначе извинился, объяснив, что ответил бы иначе, если бы знал, что разговаривает с первосвященником. Но отчего он не узнал первосвященника? Было предложено много возможных объяснений. Хенчен, говоря о словах Павла, утверждает: «Трудно поверить, что они заставили многих теологов предпринять отчаянные попытки разгадать причину их произнесения» [458]. Некоторые исследователи считают, что собрание синедриона было неофициальным, поэтому первосвященник не был облачен в соответствующую одежду и не сидел на месте председательствующего, а потому узнать его было трудно. Другие полагают, что в шуме голосов в зале суда Павел не расслышал, кто именно повелел бить его. Третьи понимают слова Павла как сарказм, словно он этим хотел сказать: «Я не мог представить, чтобы такой человек, как ты, мог быть первосвященником» [459]. Но я объясняю происшедшее тем, что Павел, как известно, плохо видел (напр.: Гал. 4:13–16; 6:11). В этом случае «стена подбеленная» может быть не столько намеком на высокомерие (Иез. 13:8 и дал.; Мф. 23:27), сколько грубоватым сравнением фигуры в белом облачении с размытым пятном, которое видел Павел.

б. Павел, фарисеи и саддукеи (23:6–10)

Когда мы читаем эту часть повествования, у нас опять возникает несколько вопросов. Можно ли оправдать Павла, учитывая, что он намеренно столкнул фарисеев с саддукеями? И прав ли был Павел, назвав себя фарисеем? Конечно же, нет никаких оснований приписывать Павлу недостойные побуждения или ложные утверждения. Он искренне придерживался высказанной им доктрины и действительно верил (как должны верить и мы), что воскресение является фундаментальным основанием христианства (напр.: Деян. 4:2; 17:18,31; 24:21; 26:6 и дал.; 28:20). Позиция саддукеев, которая характеризовалась отрицанием всего сверхъестественного, была несовместима с Евангелием. Как сказал Сам Иисус, причина их заблуждений заключалась в том, что они не знали ни Божьего слова, ни Божьей силы (Лк. 20:27 и дал.). Павел действительно был фарисеем не только в смысле принадлежности к роду фарисеев и полученному воспитанию (6), но и в том смысле, что разделял с фарисеями великую истину и надежду воскресения, по поводу чего он и стоял перед судом.

После возникших споров фарисеи встали на сторону Павла и объявили, что они ничего не находят против него. Это послужило поводом к дальнейшим пререканиям, которые настолько распалили присутствовавших, что тысяченачальнику в третий раз пришлось взять Павла под свою защиту и увести ради его безопасности за стены Антониевой крепости.

в. Павел и Господь Иисус (23:11)

После стычки между Павлом и Аланией, после жаркой схватки фарисеев с саддукеями, большим утешением становятся строки о том, что на следующую ночь Павлу явился Господь Иисус. Напряжение последних двух дней, и особенно недоброжелательность иудеев, невольно заставили Павла с тревогой думать о будущем. Мало было шансов на то, что ему удастся покинуть Иерусалим живым, не говоря о поездке в Рим. И в такой момент кажущейся безнадежности Иисус утешает его, открыто обещая ему, что он будет свидетельствовать о Нем в Риме так же, как свидетельствовал здесь, в Иерусалиме. Трудно переоценить ту спокойную уверенность и силу, которую обрел Павел в результате откровения Иисуса и которую он проявил в течение трех последующих судебных разбирательств, своего двухлетнего тюремного заключения и полного приключений путешествия в Рим.

6. Павла спасают от заговора иудеев (23:12–35)

С наступлением дня некоторые Иудеи сделали умысел и заклялись не есть и не пить, доколе не убьют Павла; 13 Было же более сорока сделавших такое заклятие; 14 Они, пришедши к первосвященникам и старейшинам, сказали: мы клятвою заклялись не есть ничего, пока не убьем Павла; 15 Итак ныне же вы с синедрионом дайте знать тысяченачальнику, чтобы он завтра вывел его к вам, как будто вы хотите точнее рассмотреть дело о нем; мы же, прежде нежели он приблизится, готовы убить его.

16 Услышав о сем умысле, сын сестры Павловой пришел и, вошед в крепость, уведомил Павла.

17 Павел же, призвав одного из сотников, сказал: отведи этого юношу к тысяченачальнику, ибо он имеет нечто сказать ему. 18 Тот, взяв его, привел к тысяченачальнику и сказал:

узник Павел, призвав меня, просил отвести к тебе этого юношу, который имеет нечто сказать тебе.

19 Тысяченачальник, взяв его за руку и отошед с ним в сторону, спрашивал: что такое имеешь ты сказать мне?

20 Он отвечал, что Иудеи согласились просить тебя, чтобы ты завтра вывел Павла пред синедрион, как будто они хотят точнее исследовать дело о нем; 21 Но ты не слушай их; ибо его подстерегают более сорока человек из них, которые заклялись не есть и не пить, доколе не убьют его; и они теперь готовы, ожидая твоего распоряжения.

22 Тогда тысяченачальник отпустил юношу, сказав: никому не говори, что ты объявил мне это.

23 И, призвав двух сотников, сказал: приготовьте мне воинов пеших двести, конных семьдесят и стрелков двести, чтобы с третьего часа ночи шли в Кесарию; 24 Приготовьте также ослов, чтобы, посадивши Павла, препроводить его к правителю Феликсу.

25 Написал и письмо следующего содержания:

26 «Клавдий Лисий

достопочтенному правителю Феликсу — радоваться;

27 Сего человека Иудеи схватили и готовы были убить; я, пришед с воинами, отнял его, узнав, что он Римский гражданин; 28 Потом, желая узнать, в чем обвиняли его, привел его в синедрион их 29 И нашел, что его обвиняют в спорных мнениях, касающихся закона их, но что нет в нем никакой вины, достойной смерти или оков; 30 А как до меня дошло, что Иудеи злоумышляют на этого человека, то я немедленно послал его к тебе, приказав и обвинителям говорить на него пред тобою; будь здоров».

31 Итак воины, по данному им приказанию, взявши Павла, повели ночью в Антипатриду, 32 А на другой день, предоставивши конным идти с ним, возвратились в крепость. 33 А те, пришедши в Кесарию и отдавши письмо правителю, представили ему и Павла. 34 Правитель, прочитав письмо, спросил, из какой он области, и, узнав, что из Киликии, сказал: 35 Я выслушаю тебя, когда явятся твои обвинители. И повелел ему быть под стражею в Иродовой претории.

а. Вынашивание заговора (23:12–22)

Асийские иудеи потерпели полный крах в своих надеждах линчевать Павла, а синедрион не смог доказать его виновность ни по одному из предъявленных обвинений. Теперь группа иудеев, состоявшая из более чем сорока человек, организовала заговор, чтобы убить Апостола, связав себя клятвой ничего не есть и не пить, пока задуманное не будет исполнено. Затем они убедили первосвященников и синедрион обратиться к римскому командованию с просьбой привезти Павла в совет для разбора его дела. По их плану Павла должны были везти на суд по узким улочкам, где убийцы приготовились встретить его и убить. Казалось, все объединились в заговоре против Павла и ему угрожала смертельная опасность.

Но самый хитрый и тщательно разработанный план не исполнится, если нет на то Божьей воли. Ни одно орудие, сделанное против Него, не будет успешно (Ис. 54:17). На этот раз Божье провидение использовало для Своего вмешательства племянника Павла. Весьма любопытно читать упоминание о сестре Павла и ее сыне и не знать о них ничего больше. Были ли они верующими? Возможно ли, что они были как–то связаны с иудейскими лидерами, что позволило племяннику Павла узнать о предстоящем заговоре, не возбудив ни в ком из них подозрения? И как он мог так легко попасть в воинские бараки, особенно если (как следует из стиха 19) он был только юношей? Лука не удовлетворяет наше любопытство по этим вопросам. Мы только знаем, что племянник сообщил о заговоре Павлу, Павел передал молодого человека сотнику, а сотник отвел его к тысяченачальнику, который узнал обо всем из уст самого племянника. Несомненно памятуя о римском гражданстве Павла, начальник решил действовать безотлагательно и не колеблясь.

б. Заговор провалился (23:23–35)

Целый отряд из воинов пеших двести, конных семьдесят и стрелков двести кажется несколько преувеличенной охраной, состоявшей чуть ли не из половины гарнизона. Неужели четыреста солдат и семьдесят всадников действительно были необходимым сопровождением для обеспечения безопасности одного–единственного арестанта? Именно это соображение заставило ученых задуматься над тем, правильно ли было переведено слово dexiolaboi, которое больше не встречается ни в библейской, ни в греческой литературе того периода. Кирсопп и Лейк предположили, что оно обозначает и «ведомых лошадей», куда входили и запасные лошади для длинного ночного перехода примерно в сорок миль, и вьючных лошадей [460]. Некоторые более современные комментаторы также разделяют такую точку зрения.

Они двигались в Кесарию, которая являлась провинциальной столицей Иудеи и в то же время резиденцией правителя Феликса. Феликс правил в качестве прокуратора Иудеи с 52 г. от Р. X. в течение семи или восьми лет.

Этим назначением он был обязан своему брату Палланту [461], фавориту при дворе императора Клавдия, а затем и Нерона. В разрешении иудейских конфликтов Феликс проявлял абсолютную жестокость. Он был либертином и, похоже, так никогда и не вырос из рамок узкого рабского менталитета. Тацит писал, что «он осуществлял власть царя умом раба» [462].

Естественно возникает вопрос, как Лука мог знать о содержании официального письма трибуна прокуратору. Вполне возможно, что оно было зачитано на суде или же Феликс открыл его содержание Павлу во время их личных встреч и допросов без свидетелей (23:34; 24:24). С другой стороны, Лука утверждает, что Клавдий Лисий писал прокуратору письмоследующего содержания (25), или «о следующем» (ПНВ, НАБ), таким образом подтверждая свою осведомленность о содержании письма. Как бы то ни было, при прочтении послания мы едва могли сдержать улыбку. Трибун весьма подробно описывал, как он спасал Павла, оказав ему то внимание, которого он заслуживал как римский гражданин, поставил его перед синедрионом, узнал, что предъявляемые ему обвинения были только религиозного характера («о Моисее и некоем Иисусе», согласно стиху 29 Западного текста), а не гражданские или уголовные, раскрыл заговор иудеев против него, отослал его к правителю и велел его обвинителям явиться туда, чтобы перед судом правителя представить свои обвинения. В то же время Лисий несколько манипулирует фактами, выставляя себя в более выгодном свете, утверждая, что он узнал о римском гражданстве Павла до того, как Апостола нужно было спасать от гнева разъяренной толпы, а не после. Он также умалчивает о факте серьезного нарушения прав римских граждан, проявившемся в том, что Павел был заключен в тяжелые оковы и чуть было не пострадал от применения физических пыток. Девять главных глаголов в его письме стоят в первом лице единственного числа. Письмо было достаточно почтительным, но центральное место в нем занимала собственная персона автора.

Предоставив нашему вниманию текст письма, Лука далее описывает перевод Павла из Иерусалима в Кесарию с остановкой войска в Антипатриде на ночевку. В Кесарии правителю сдали как письмо, так и заключенного. Правитель прочитал письмо, поинтересовался происхождением Павла, чтобы убедиться, что он находится в его юрисдикции, и решил выслушать дело Павла тогда, когда появятся его обвинители. Он велел содержать узника под стражей в красивом дворце, который Ирод Великий выстроил для себя и который теперь являлсяpraetorium (Преторией), официальной резиденцией правителя Иудеи. Лука не поясняет, что означало быть под стражею, но мы можем быть уверены, что, поскольку Павел не обвинялся в совершении уголовных преступлений и являлся римским гражданином, с ним обращались хорошо.

В этих главах особенно четко проявляется великое мастерство Луки как историка и теолога, вдохновленного Святым Духом. На карту была поставлена судьба Евангелия, и против нее восстали мощные силы. С одной стороны, иудейская оппозиция была суеверна и жестока. С другой стороны, против этой оппозиции выступили римляне, открытые и непредубежденные, стремившиеся соблюсти нормы закона, правосудия и порядка, которыми так гордились их лучшие правители. Четыре раза они спасали Павла от смерти, от угрозы линчевания и убийства (Деян. 21:32–33; 22:23–24; 23:10; 23:23 и дал.), взяв его под стражу до выяснения характера выдвинутых против него обвинений, с условием, что если эти обвинения будут очевидны, то они будут представлены в суде для разбирательства. Затем три раза в повествовании Луки Павел объявляется невиновным.

Павел, безоружный и беззащитный, оказался зажатым между этими двумя силами: религиозной и гражданской, враждебной и настроенной миролюбиво — между Иерусалимом и Римом. Невозможно не восхищаться его смелостью, особенно когда он стоял на ступеньках крепости Антония, не имея никакого оружия, кроме слова и Духа Божьего, глядя в лица людей из разъяренной толпы, которые уже подняли на него руку. Лука, похоже, рисует его как образец христианской доблести, как и Златоуст в конце своей пятьдесят пятой, и последней, гомилии по Деяниям, говоря, что мы можем «следовать примеру Павла и подражать этой благородной, этой несокрушимой душе» [463]. Источником смелости Апостола была непреклонная уверенность в истине. Он был совершенно уверен, что по римским законам он был невиновен. Он был уверен, что у иудеев также нет доказательств его вины, потому что его вера была верой их отцов, а Евангелие было исполнением иудейского закона. Более того, он знал, что его Господь и Спаситель Иисус Христос всегда с ним и сдержит Свое обещание, а потому Павел будет свидетельствовать о Нем и в Риме.

 

Евангельская Реформатская Семинария Украины

  • Лекции квалифицированных зарубежных преподавателей;
  • Требования, которые соответствуют западным семинарским стандартам;
  • Адаптированность лекционных и печатных материалов к нашей культуре;
  • Реалистичный учебный график;
  • Тесное сотрудничество между студентами и местными преподавателями.

Этот материал еще не обсуждался.