11.05.2005
Скачать в других форматах:

Миллард Эриксон

Христианское богословие

4. Богословие и критическое изучение Библии

Среди многих факторов, ознаменовавших переход к современному периоду богословия, самым значительным можно, пожалуй, считать принятие критического метода в изучении Библии. Долгое время основная задача экзегета мыслилась просто как объяснение очевидного смысла Библии. Считалось, что различные книги Библии были написаны теми людьми, которым они традиционно приписывались, и в те сроки, которые были раз и навсегда установлены. Большинство христиан верило, что Библия описывает события в точности так, как они на самом деле происходили. Полагали, что можно составить хронологию Библии, что и сделал архиепископ Джеймс Ашер, установивший 4004 г. до Р.Х. как дату сотворения мира. Были разработаны согласования Евангелий, показывающие нечто вроде биографии Иисуса.

 

Но постепенно подход к изучению Библии менялся116. Историография развивала новые методологии. Одной из них стала историческая критика, которая, среди прочего, пыталась доказать подлинность или сфальсифицированность отдельных документов. Этот метод


использовался еще во времена Лоренцо Валлы, который в 1440 году установил правильность утверждений Николая Кузанского о подложности "Константинова дара". Этот документ, который Константин Великий якобы вручил папе Сильвестру I, использовался римской католической церковью для утверждения своего господства над центральной Италией. Однако критическое исследование Валлы и независимо от него Реджинальда Пекока в 1450 году, равно как и многие другие исследования, проведенные позже, установили подложность документа.

 

Коль скоро такой метод оказался хорош при определении подлинности или подложности "Константинова дара", многие решили, что его можно применять и к книгам Библии.

Действительно ли Моисей написал пять книг, традиционно приписываемых ему? Действительно ли события происходили так, как они там описываются? Метод исторической критики применили к Пятикнижию, и к середине XIX века "документальная гипотеза" приняла окончательную форму. Она провозглашала:

 

1.  Пятикнижие - компиляция различных документов. Их обычно называют J, Е, D и Р. В качестве доказательства существования разных источников приводился факт использования разных имен Бога, наличие повторов или сходных рассказов, а также некоторые несоответствия в языке и стиле изложения.

 

2.  Пятикнижие написано после времени Моисея.

 

3.  Исторические рассказы во многих случаях неточны. Многие места фактически просто вымышлены или основываются на легендах.

 

4.  В соответствии с некоторыми вариантами этой теории, последние части Пятикнижия следует отличать от предыдущих исходя из предполагаемого эволюционного развития религии.

 

Если такая гипотеза даже в какой-то степени верна, Библию нельзя рассматривать в прямом смысле и цитировать как заслуживающий доверия источник. Ее надо просеивать, определяя, что в ней верно, а что нет. С самого начала критический подход к Библии стал крайне изощренной процедурой, и теперь в ней используются даже компьютеры. К настоящему моменту появилось несколько типов критики.

 

1.  Текстологическая критика (раньше ее иногда называли низкой критикой), то есть попытка определить изначальный смысл библейских книг. Это делается путем сравнения сохранившихся рукописей. Консерваторы нередко оказываются во главе таких исследований.

 

2.  Литературная критика, то есть определение литературных источников, на которых основываются книги Библии или из которых они заимствовали материал.

 

3.  Критика формы ставит целью связать письменные источники Библии с устным преданием и выделить устное предание, вошедшее в письменные источники. Когда этот


метод ограничивается изучением истории предания, его называют критическим исследованием предания.

 

4.  Редакционная критика есть изучение изложения, видоизменения или даже самостоятельного создания материалов библейскими авторами.

 

5.  Историческая критика в определенном смысле использует все эти методы, но кроме того она основывается на археологических исследованиях и на мирских исторических источниках. Она ставит целью определение авторства и времени написания библейских книг, а также возможно более точное описание и истолкование исторических событий.

 

6.  Сравнительно-религиозная критика предполагает, что все религии развиваются по одному образцу. И именно в рамках этого эталона она рассматривает историю иудео- христианской веры. При таком подходе само собой разумеется, что всякая религия движется от политеизма к монотеизму.

 

7.  Структурная критика рассматривает взаимоотношение между поверхностной структурой Писаний и более глубокими внутренними структурами литературы как таковой. Эти внутренние структуры представляют собой формальные литературные рамки, в которых работает автор.

 

Точка зрения на веру и на побудительные мотивы, которая отстаивается в этой книге, сама по себе не решает вопроса о взаимосвязи между содержанием Библии и историческими фактами, которые следует игнорировать или принимать. Поэтому надо как-то использовать критические методы. Но эти методы порой вызывают резкие разногласия.

Безоговорочные сторонники этих методов считают своих противников наивными людьми. Те же, в свою очередь, выставляют критиков как разрушителей, порой даже не верящих в Библию. Позиция по этому вопросу и методологические предпосылки оказывают огромное влияние на богословские выводы. Поэтому надо тщательно и критически оценивать сам метод библейской критики.

 

Многообразие и сложность критического метода обуславливают необходимость отбора вопросов для рассмотрения. Мы решили ограничиться Новым Заветом, в частности Евангелиями, и двумя типами критики - критикой формы и редакционной критикой, поскольку подробное рассмотрение всей критики Ветхого и Нового Заветов заняло бы несколько томов. Надеюсь, что из этой главы станут ясными хотя бы общие представления консервативных богословов в отношении современной критической методологии. Разумеется, на этих страницах невозможно изложить весь процесс истолкования каждого приведенного текста, тем не менее это краткое обозрение может помочь пониманию принципов именно такого библейского исследования.

 

Критика формы

 

Критика формы во многих отношениях стала логическим результатом критического отношения к источникам, когда библеисты начали искать долитературные или устные


источники записанных материалов. Если раньше упор делался на синоптических Евангелиях, то теперь внимание перенеслось и на другие части Нового Завета, а также на Ветхий Завет.

 

Предпосылки

 

К 1900 году исследователи источников достигли определенного согласия в отношении Евангелий. Традиционное представление, что самым ранним Евангелием было Евангелие от Матфея, сменилось единодушным мнением о хронологическом приоритете Евангелия от Марка. Стали считать, что первое Евангелие написал Марк, а Матфей и Лука основывались на нем и еще на одном источнике, названном "Q" (от немецкого слова quelle, означающего "источник"). Полагали, что этот источник в значительной степени основывается на высказываниях Иисуса. Кроме того, считалось, что Матфей и Лука использовали свои независимые источники, которые назывались "особыми" Евангелиями от Матфея и Луки. Эти независимые источники якобы дали уникальный материал каждому Евангелию. "Особое" Евангелие от Луки, например, было источником притчей о добром самарянине и о блудном сыне.

 

В то же время росло убеждение, что эти записанные документы основываются на устном предании. Критика формы представляет собой попытку придать этим устным преданиям обличье и проследить их историческое развитие. Эта методология была названа Formgeschichte, или историей форм117. Основная предпосылка состояла в том, что содержание любых других литературных источников применимо к анализу библейских повествований. Изучение законов развития устных преданий в других культурах может

помочь пониманию содержания Библии.

 

Аксиомы

 

1.  Рассказы об Иисусе и Его изречения поначалу распространялись в виде небольших отдельных фрагментов118. При внимательном рассмотрении хронологическая и географическая взаимосвязь между различными событиями, записанными в Евангелиях, выглядит довольно туманной. Эти не вполне ясные переходы объясняются работой редактора, старавшегося объединить отдельные куски в единое целое. Особенно заметными и резкими они представляются у Марка, в том числе из-за частого повторения

слова ("тотчас", "немедленно"). Матфей и Лука составили свои Евангелия более умело, затушевывая резкие переходы, столь очевидные у Марка.

 

Следует также отметить, что некоторые события в разных Евангелиях происходят в разных местах. Это приводит к мысли, что все эти истории лежали перед евангелистами, "как груда ненанизанных бусинок". Марк взял эти бусинки и нанизал их так, как ему казалось разумным.

 

2.  Эти самостоятельные фрагменты или части Евангелий можно классифицировать исходя из их литературной формы119. Этот тезис основывается на факте, что устные традиции и литературные произведения примитивных культур следуют относительно неизменным


схемам и выражаются в определенных формах. Во-первых, есть поучения, состоящие из нескольких подтипов: всякого рода иносказания, притчи, встречающиеся в литературе мудрости (например, в еврейской, греческой или египетской), пророческие или апокалиптические высказывания, предписания том числе касающиеся правил поведения в обществе), высказывания, начинающиеся с местоимения "я" (например, пришел не нарушить закон, но исполнить его"). Кроме того, есть рассказы, которые тоже подразделяются на несколько подтипов. А) Наставительные "рассказы-апофегмы" (которые Мартин Дибелиус назвал "рассказами-парадигмами") помещают высказывания и поучения Иисуса в исторический контекст. Б) Рассказы о чудесах обычно представляют собой описание исторической ситуации, содержат слова Иисуса, сказанные в это время, и кратко сообщают о последствиях чуда. В) Легенды представляют собой рассказы или фрагменты рассказов о жизни святых людей как в христианском, так и нехристианском предании. Здесь преобладает биографический интерес. Пример - рассказ о пении петуха после отречения Петра от Иисуса. Г) Мифы - это литературные приемы для придания земной формы сверхъестественной или трансцендентной истине. Отличить их от легенд

не очень просто. Они обычно показывают слова и дела божественного существа120.

 

3.  После классификации различные фрагменты Евангелий можно распределить по возрасту121. На этом основании можно определить историческую ценность различных частей Евангелия. Чем старше материал по возрасту, тем более надежным и достоверным его можно считать.

 

Предполагаемся, что процесс передачи церковью евангельских материалов следовал тем же правилам, которые действуют при передаче других устных материалов, в том числе народных сказок. Если мы знаем общие правила и схемы развития устных преданий, становится возможным проследить, на каком этапе появился тот или иной элемент. Задача еще более облегчается, если мы знаем, в какой период времени в обществе проявлялись особые тенденции к сохранению и передаче предания. В таких условиях довольно просто выделить более ранний и чистый "пласт предания".

 

На страничке юмора одной студенческой газеты была помещена такая история. На первой картинке один студент говорит другому: "Ректор сегодня завязал красный галстук". На следующей картинке второй студент говорит третьему: "Ректор повязал на себе что-то красное". Затем третий студент говорит четвертому: "Ты не поверишь, но наш ректор связался с красными". Наконец, изумленный пятый студент услышал: "Наш ректор - фанатик-коммунист". Если бы у нас в распоряжении были только вторая и четвертая картинки, мы, вероятно, могли бы определить, что произошло в начале и с достаточной степенью точности восстановить первую и третью картинки. Как и этот слух, устное предание следует определенной схеме развития.

 

В отношении евангельских материалов можно сделать некоторые выводы. Например, объяснения притчей нельзя считать самими притчами, а нравоучительные толкования, которые их часто сопровождают, - это дополнительные вставки122. Притчи, скорее, надо связывать с высказываниями Самого Иисуса, а не с объяснениями и нравоучительными толкованиями, которые, по всей видимости, являются делом церкви, выступившей в


качестве истолкователя123. Чудеса тоже можно распределить по времени. Некоторые чудеса - типично "иудейские" (исцеления и изгнания бесов); предполагается, что эти рассказы появились раньше, когда церковь находилась почти исключительно под иудейским влиянием. Другие чудеса - "эллинские". Так называемые природные чудеса, такие как укрощение бури или проклятие смоковницы отражают эллинистические умонастроения. Следовательно, они появились позднее, когда церковь стала испытывать греческое влияние. Поскольку рассказы о чудесах исцеления старше, они представляются более достоверными по сравнению с природными чудесами.

 

4.  Можно определить условия жизни или ситуацию (Sitz im Leben) ранней церкви124. Внимательное изучение Евангелий показывает, какие проблемы стояли перед ранней церковью, ибо эти проблемы оказывали влияние на форму предания. Для удовлетворения нужд церкви сохранялись определенные слова Иисуса. В некоторых случаях для этой цели какие-то высказывания могли даже создаваться и приписываться Ему. Поэтому в Евангелиях мы видим не столько то, что Иисус говорил и делал, сколько то, что церковь проповедовала о Нем (керигму). Почему церковь так поступала? Потому что она

действовала в конкретной ситуации. Даже сегодня, изучая тексты проповедей, в том числе посвященных учению Иисуса, мы нередко можем определить, с какими проблемами сталкивается пастор местной церкви в тот или иной момент своего служения. То же относится к ранней церкви. Она проповедовала то, что отвечало ее нуждам; по представлениям критики формы, дело здесь не просто в форме, но и в содержании.

Церковь не просто отбирала послание, она создавала его, чтобы оно служило нуждам ее конкретной Sitz im Leben.

 

Выводы критиков формы неоднозначны. Некоторые критики, например, Рудольф Бультман, скептически относятся к возможности познать, что в действительности происходило в жизни и служении Иисуса. Бультман однажды писал: "Следует признать, что невозможно доказать подлинность ни одного слова Иисуса". Но, по словам Бультмана, из-за этого не стоит впадать в полный скептицизм: самом старом пласте предания есть целый ряд высказываний, которые дают нам логичное представление об историческом послании Иисуса"125.

 

Другие критики делают гораздо более определенные выводы относительно историчности евангельских рассказов, и с 50-х годов исследователи начали даже с новой энергией искать исторического Иисуса с учетом результатов и выводов критики формы. Трудность, однако, заключается в том, что если исследователь принимает методологию такой критики, он не может использовать материалы Евангелий как обязательное отражение действительных слов или событий. По мнению многих критиков, высказывания Иисуса могут быть подлинными, а вот относительно обрамления рассказов возникают серьезные сомнения. Была утеряна вся информация о действительных обстоятельствах, при которых были сказаны те или иные слова. А поскольку они не должны были просто повисать в

воздухе, для них создавались конкретные ситуации126. Кроме того, об Иисусе писали не с точки зрения беспристрастного наблюдателя, а с позиции веры. Авторы Евангелий были преданы Христу и поэтому писали исходя из веры и стремления побудить других к вере в Иисуса127. Если позиция большинства критиков формы верна, то Евангелия надо


рассматривать скорее как рекламную литературу, выпущенную производителем товаров или торговцем, а не как тщательно выверенный бюллетень, выпущенный независимой научной лабораторией. Вопрос, разумеется, заключается в том, насколько надежными можно считать эти материалы, но его сопровождает и даже логически ему предшествует другой вопрос: до какой степени метод определения достоверности сам по себе надежен и объективен.

 

Достоинства критики формы

 

Нельзя не отметить положительный вклад критики формы. Его порой просто игнорируют. Частично это обуславливается реакцией на изыскания некоторых ранних практиков критики формы, в крайних своих проявлениях отвергавших историчность Евангелий. Эти ранние критики были довольно самоуверенными в оценке действенности своего метода.

Вследствие этого негативное восприятие метода основывалось как на содержании выводов, так и на степени догматических пристрастий, на которых эти выводы строились. На первых порах реакция на критику формы тоже иногда доходила до крайностей - ее рассматривали как совершенно непригодный и эфемерный метод. У некоторых такая реакция объяснялась отождествлением критики формы с определенной богословской школой. По крайней мере теоретически, критикой формы могут пользоваться люди, придерживающиеся различных богословских взглядов. Но поскольку Рудольф Бультман так явно связал формально-критический метод со своей теорией демифологизации, в глазах многих эти понятия стали если не синонимичными, то, во всяком случае, неразрывными, и возражения в адрес одного из них распространяются и на другое. Но несмотря на это, мы должны отметить целый ряд положительных моментов, связанных с использованием этого метода.

 

1.  Критика формы указала на жизненно важную связь между, с одной стороны, включенными в евангельские повествования словами и делами Иисуса и, с другой стороны, верой и жизнью Его последователей128. Возможно, яснее всех это выразил Иоанн: "Сие же написано, чтобы вы уверовали" (Ин. 20:31). Это писал не нейтральный наблюдатель, пытавшийся просто выполнить свой долг ученого по передаче информации. Евангелие от Иоанна написано человеком, убежденным в величии Того, в Кого он уверовал, и старавшимся передать эту веру другим. Недостаточно было просто знать, что делал и говорил Иисус, или даже верить, что Он это действительно делал и что Его слова истинны, а Его дела велики. Еще важнее повиноваться словам Иисуса.

 

Очевидно также, что авторы Евангелий не особенно останавливались на тех сторонах личности Иисуса, которые не имели прямого отношения к вере. Например, нам ничего не сказано о внешности Иисуса (хотя, разумеется, мы должны предполагать, что у Него был идеальный вес!). Нам ничего не известно о цвете Его глаз или волос, хотя мы можем делать определенные предположения исходя из Его национальности. Нам ничего не говорится ни о качествах Его голоса, высоте или тембре, ни о том, говорил Он медленно или быстро. Ничего подобного мы не знаем. Ничего не сообщается и о том, как Он жестикулировал, когда учил или проповедовал. Объясняется это тем, что такие детали не имеют ничего общего с целью написания Евангелий. Вера человека не зависит от того,


медленно или быстро ему сообщается послание. Значение имеют содержание и смысл, а не то, как они передаются.

 

Совершенно очевидно, что факты отбирались из всех слов и дел Иисуса. Иоанн пишет об этом совершенно четко (Ин. 21:25). Отбор, сделанный Иоанном, отражает ясно выраженную цель его Евангелия: чтобы все слушатели и читатели могли прийти к вере. Чисто биографические подробности опускаются. Вот почему трудно написать статью о человеческих чертах Иисуса. Вопросы, относящиеся к чисто человеческим делам, в книгах Библии обычно не освещаются.

 

2.  Критика формы показывает, что Евангелия написаны группой верующих. Это не должно вести к негативному восприятию или даже скептицизму, наоборот129. Если бы Евангелия были написаны самостоятельно отдельными людьми, то в них должно быть личное истолкование, как это всегда случается, когда человек живет один и не имеет

возможности поделиться своими мыслями с другими и узнать их мнение. В таких случаях понимание обычно бывает ограниченным или даже искаженным. Но поскольку предание принадлежало церкви, Евангелия отражают общее суждение, которое возможно только в том случае, когда мысли одного человека подвергаются проверке со стороны остальных. Личные пристрастия уравновешиваются мнением и видением группы в целом.

 

3.  Критика формы показывает, что мы можем очень много узнать о ранней церкви и о ситуациях, с которыми она сталкивалась, из материалов, включенных авторами в Евангелие, и из материалов, на которых делался особый акцент130. Разумеется, можно было включить гораздо больше. Использовались разные критерии, и, разумеется, Святой Дух вдохновлял запись материалов, которые будут иметь значение для церкви в ходе ее

истории или, по крайней мере, просто в будущем. Тем не менее, поскольку откровение пришло в форме, которую впоследствии назовут антропичес-кой, оно соотносится с ситуацией, в которой находилась церковь. Следовательно, история ранней церкви в определенной мере предопределяется содержанием Евангелий.

 

4.  Критика формы в той мере, в какой ее предпосылки не противоречат взглядам и позициям библейских авторов, помогает утверждению некоторых основополагающих библейских понятий. Здесь опять же решающее значение имеет вопрос о вероучительных предрасположенностях. На определенном этапе развития метода приверженцы критики формы полагали, что в самом раннем пласте предания будет обнаружен не сверхъестественный Иисус, а, скорее, тип личности, которую, как считал Адольф фон Гарнак, он уже нашел, - тот Иисус, Который призывал людей верить вместе с Ним, а не в Него, тот Иисус, Который возвещал слова прежде всего Отца, а не Свои. Но эти ожидания

оказались иллюзорными. Ибо в том, что считается ранними пластами, такого Иисуса мы не видим131. Таким образом, это стало еще одним подтверждением сверхъестественности Иисуса. Исследования, проведенные на основе метода критики формы, показали подлинность и других сторон высказываний и повествований.

 

Критика критики формы


И все же в целом ряде вопросов, связанных как с предпосылками, так и с практическим применением метода критики формы следует проявлять осторожность. Совершенно очевидно, что эффективное использование этого метода встречается с серьезными затруднениями. Нам надо стремиться к достижению равновесия между некритическим использованием критического метода и простым его отрицанием из-за крайностей, которые он допускает.

 

1.  Подразумевается, что ранние христиане, сохранившие предание и изложившие его в письменном виде, по сути не очень интересовались историей. Следует, однако, отметить, что для этих людей исторические события представляли исключительную важность132. Сама керигма указывает на важность различных событий. Распятие и воскресение, например, занимали значительное место в проповеди Петра (Деян. 2:22-36) и в писаниях

Павла (1 Кор. 15).

 

Далее, ранние христиане вышли из среды, в которой чрезвычайно большое значение имело представление о Божьих делах в истории. Пасха, в частности, рассматривалась как крайне важное событие, поскольку в это время Бог особым образом вмешался в ход истории. Закону тоже придавалось большое значение, так как в нем Бог раскрывал Свою волю в определенные моменты истории. Ранние христиане верили, что все это - часть великой Божьей искупительной работы в истории и что события, происходившие при их жизни, - ее продолжение и завершение.

 

Стивен Нейл поднял вопрос, почему церковь первого поколения так мало интересовалась делами Иисуса и историческим контекстом, в котором распространялось Его учение133.

Почему ее должны были гораздо больше заботить слова, чем дела? И почему вдруг второе поколение стало проявлять такой интерес к историческим событиям? Возможное объяснение - число очевидцев событий стало сокращаться. Но разве не разумно предположить, что эти очевидцы передавали информацию не только о словах, но и об условиях и контексте, в которых они произносились.

 

2.  Критика формы исходит из предпосылки, что авторы Евангелий не были особо компетентными и надежными людьми в исторических вопросах. Но обоснованна ли такая предпосылка? Критика формы порождает впечатление, что исторический контекст создавался искусственно как рамки, в которые помещались высказывания Иисуса, а при таком подходе возникает несколько проблем. Во-первых, подразумевается, что сведений о

подлинных событиях не было. Но тогда не учитывается существование очевидцев, которые помогли сформировать и сохранить предание134. Следует также отметить, что это были люди, придававшие большое значение правдивости. Джеймс Прайс замечает, что в их среде предание играло очень большую роль. Кроме того, он указывает, что, будучи евреями, они отличались консервативным складом ума. Они были очень осторожными и осмотрительными в своих верованиях. Их просто нельзя сравнивать с наивными и доверчивыми сказочниками многих примитивных обществ. Нельзя забывать и о силе восточной памяти. Более того, учитывая проявленную ими готовность жертвовать собой и страдать за то, что они провозглашали, сознательная фальсификация представляется просто невозможной135.


Все это, разумеется, относится к устной передаче предания. Роберт Грант указывает на два типа устной передачи по классификации Фредерика Бартлета136. С одной стороны, бывает "повторяемое распространение", когда человек многократно повторяет услышанное или увиденное. Это, по-видимому, и происходило в ранней церкви. Бывает также "последовательная передача", когда предание передается по цепочке от человека к человеку. В Новом Завете мы видим прежде всего первый тип. При таком типе устной передачи точность сохраняется в большей степени, чем при втором.

 

При каждом новом повторе факты все прочнее закрепляются в памяти рассказчика, особенно если он посвятил себя этой задаче. В наши дни в обществах без письменной грамотности есть сказители, которые могут повторять по памяти различные истории в течение нескольких дней подряд137. Таким образом, если даже было довольно много предварительных устных передач, по сути своей точное изложение евангельских

рассказов вполне возможно. И даже если происходила "последовательная передача" устного предания, сохранялись живые свидетели, которые могли оценить их точность. Некоторые приверженцы критики формы не принимают в расчет того факта, что между самими событиями и их описанием прошло относительно немного времени, в отдельных случаях всего двадцать лет (или даже меньше, если принять теорию, согласно которой Послание к галатам было написано церквам провинциальной, а не географической Галатии).

 

3.  Попытки выделить пласты форм не всегда бывают состоятельными. На этом строится вся система, но есть формы, которые не поддаются такому анализу, а в других случаях подход выглядит в значительной степени искусственным138. Распределение пластов на иудейские, а следовательно, ранние, и на эллинские, а следовательно, более поздние, подразумевает, что схожесть стиля указывает на общее происхождение. Но нет ли в этом

субъективности? Один и тот же автор, находясь в разных ситуациях или раскрывая разные темы, может писать по-разному. Другой аспект той же проблемы - представление о коренном различии между иудейским и эллинским складами ума, некоторые критики говорят даже о полном искажении предания в греческой церкви. Тем не менее во всем синоптическом предании мы видим преобладание семитского влияния.

 

Некоторые положения критики формы требуют дальнейших исследований, например гипотеза о том, что рассказы о чудесах - в значительной степени позднейшие вставки или что христология как таковая берет начало в церкви, а не в учении Христа; эти гипотезы могут быть и верными, но достаточных оснований для той роли, которую они играют в этом методе, пока нет.

 

4.  Sitz im Leben рассматривается как основание для включения или даже создания многих тем. (Временами игнорируется даже коренное различие между включением переданного рассказа и его созданием.) Но если мы сравним Евангелия с тем, что нам известно о Sitz im Leben церкви в определенные моменты раннего периода, мы обнаружим любопытные факты. С одной стороны, нет упоминания о вопросах, к которым Иисус вполне мог бы обращаться. Например, было бы неудивительно встретить ссылки на вопросы, которых касался Павел в ходе своего служения, таких как говорение на языках, обрезание,


отношения между иудеями и язычниками или приношения идолам. Нет сомнения, церкви было бы очень полезно располагать словами Иисуса на эти темы, тем не менее евангельские рассказы почему-то о них молчат. С другой стороны, в них есть вопросы, включения которых вряд ли можно было ожидать от церкви. В период, когда устанавливался апостольский авторитет, непонятным выглядит включение мест, выставляющих лидеров ранней церкви в неблагоприятном свете. Тем не менее приводятся эпизоды, компрометирующие положение некоторых из них. В частности, в Мк. 8:32-33 показано, как Иисус выговаривает Петру: "Отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое". В Мк. 9:19 говорится об отсутствии у учеников веры, а следовательно, силы. В Мк. 9:34 сообщается о споре, кто из них больше. В Мк. 14:26-72 показаны неспособность учеников бодрствовать и молиться и трусливое отречение Петра. Таких рассказов трудно ожидать, если главный фактор при отборе - Sitz

im Leben139. Но есть и другая возможность: критерием включения или невключения служила забота авторов о передаче предания в виде достоверного и исторически точного рассказа, а не Sitz im Leben.

 

5.  Критерий достоверности в критике формы - уникальность. Высказывание не может считаться подлинными словами Иисуса, если есть аналогии в раввинистических записях или в жизни ранней церкви. Бультман отрицал подлинность даже при наличии аналогий с гностицизмом или эллинизмом. На этом основании подлинными словами Иисуса принимаются только те, у которых нет аналогий. Но Ф.Брюс отметил, что такой стандарт подлинности "не согласуется с представлениями критиков, работающих в других областях

исторических исследований"140.

 

6.  Критика формы оставляет мало места для богодухновенности. Она не оставляет места для активного водительства Святого Духа в процессе формирования устного предания. Процесс управляется имманентными законами, общими для всех устных преданий, и автор ограничен имеющимся перед ним материалами. Возможность такого сверхъестественного водительства Святого Духа, при котором материалы предания могут дополняться или изменяться, в расчет критиками формы не принимается.

 

7.  Наконец, игнорируется возможность, что сами очевидцы могли записывать увиденное ими. А как, например, насчет мытаря Матфея? Он ведь привык вести записи. Эдгар Гудспид обсудил такую возможность в книге "Матфей, апостол и евангелист"141. Не кажется ли странным, что никто из двенадцати учеников не вел дневника в той или иной форме?

 

Критика формы внесла определенный вклад в прояснение библейских рассказов, тем не менее при рассмотрении ее способности давать оценку историчности материалов следует иметь в виду изложенные здесь соображения.

 

Редакционная критика

 

Развитие и природа дисциплины


Редакционная критика представляет собой следующий этап в попытках постижения Писания. Этот метод применяется и к другим частям Библии, но наиболее ясно и полно свои возможности он продемонстрировал в отношении Евангелий. По поводу взаимосвязи между критикой формы, критикой предания и редакционной критикой высказываются разные мнения. По мнению Нормана Перрина, критика формы включает в себя редакционную критику142. Грант Осборн в одном случае называет критику предания и редакционную критику пасынками критики формы143, а в другом пишет о критике предания как о критической стороне редакционного исследования144. Мы здесь будем рассматривать критику предания как часть критики формы.

 

Чтобы быть точным, термин критика формы следует, по-видимому, применять к изучению форм до того уровня, на котором проводится их классификация и разбивка на пласты и на котором начинается критика предания. Редакционную критику мы будем рассматривать как попытку выйти за рамки изысканий в области литературных источников, формы и критики предания, но с использованием данных, полученных благодаря этим исследованиям. В то время как критика формы пытается выйти на уровень, предшествующий первым записанным источникам, редакционная критика занимается, как и критика литературных источников, определением связи авторов с записанными источниками. Критика литературных источников рассматривает авторов как в целом пассивных компиляторов, занимающихся сведением записанных источников в единое целое. Редакционная критика представляет их работу гораздо более творческой.

Отмечая различия в изложении синоптическими Евангелиями одних и тех же эпизодов, редакционная критика обращает внимание на активную роль евангелистов, создающих евангельские рассказы. Редакционная критика рассматривает их как подлинных авторов, а не просто как в одних случаях бесстрастных репортеров или летописцев, а в других как литературных редакторов. Она исходит из предпосылки, что у каждого из евангелистов был богословский побудительный мотив. Эти люди были, скорее, в подлинном смысле слова богословами, чем историками.

 

Дисциплина, известная как редакционная критика, возникла и получила распространение после Второй мировой войны. Хотя некоторые из ее методов использовались критиками и раньше, в полной мере впервые она была применена тремя известными исследователями Нового Завета. Независимо друг от друга, каждый из них обратился к разным Евангелиям

- Гюнтер Борнкам к Матфею145, Ганс Концельман к Луке146, а Вилли Марксен к Марку147. Именно Марксен дал методу название Redaktionsgeschichte. Но наибольшее воздействие

на библейское богословие оказали все же труды Концельмана. Это во многом объясняется положением и значением книг Луки.

 

Считалось почти общепризнанным, что среди всех авторов Нового Завета Лука - эталон точности и компетентности в исторических вопросах. Абсолютная точность при упоминаниях должностных лиц Римской империи, очевидное знание обычаев и жизни империи и яркость рассказа в Деяниях - все это привело ученых к представлению о нем как о первом церковном историке. В некоторых отношениях его считали более надежным по сравнению с теми, кто последовал за ним. Но благодаря исследованиям Концельмана проявилась другая сторона Луки. Он предстал как уверенный в себе богослов,


изменявший предание в соответствии со своими богословскими взглядами. Например, Лука описывает явления Иисуса после воскресения в Иерусалиме, тогда как другие новозаветные свидетельства относят это в основном к Галилее. Следовательно, в своих писаниях Лука руководствовался не стремлением к исторической точности, а богословскими концепциями, связанными с ролью Иерусалима.

 

Методика Концельмана состояла в тщательном сравнении текстов Луки с источниками, прежде всего с Марком, и выявила редакторскую сторону работы Луки. Применительно к другим синоптикам этот анализ также показывает, что они были сознательными богословами, включавшими, расширявшими, сокращавшими, исключавшими и даже создававшими материалы в соответствии со своими богословскими целями. В определенном смысле такой взгляд делает автора просто последней ступенью в процессе развития предания. Таким образом, стало привычным говорить о трех Sitze im Leben:

 

1)  изначальной ситуации, в которой говорил и действовал Иисус;

 

2)  ситуации, с которой столкнулась ранняя церковь в своем служении;

 

3)  ситуации, в которой находился автор Евангелия в процессе работы и достижения своей цели148.

 

Ориентация и акцент редакционной критики несколько отличаются от критики формы. Критику формы больше занимают самостоятельные блоки материалов, выделенные из общей структуры. Она пытается понять их в самой изначальной и фундаментальной форме. Редакционная же критика больше внимания обращает на структуру в целом с более поздними формами предания и с материалом евангелиста на последнем этапе.

 

Многие редакционные критики исходят из той же предпосылки, что и наиболее радикальные критики формы, утверждая, что евангелистов не особенно заботили реальные слова и дела Иисуса. На этом основании считается, что авторы Евангелий говорили то, что отвечало их целям. В частности, Норман Перрин пишет, что многие материалы Евангелий можно приписать богословским мотивациям евангелистов... За исходную точку надо принять допущение, что Евангелия дают нам информацию о богословских взглядах ранней церкви, а не об учении исторического Иисуса и что любую информацию об Иисусе мы можем получить из них только в результате скрупулезного

применения строгих критериев установления подлинности149.

 

Разумеется, при таком подходе не может быть презумпции подлинности слов, записанных как исходящих от Иисуса (то есть действительно произнесенных Им). Наоборот, человек, считающий их подлинными, должен доказать это. Обратите внимание на комментарий Эрнста Кеземана: "Мы должны исследовать и доказывать не вероятную неточность отдельных блоков материала, а, напротив, их подлинность"150. Перрин делает сходное заявление: "Природа синоптического предания такова, что в доказательствах нуждаются утверждения о подлинности"151.


Скептицизм, распространяемый наиболее радикальными редакционными критиками, мало чем отличается от скептицизма критики формы в ее крайних проявлениях. Ибо теперь многие высказывания, приписываемые Иисусу, следует понимать как слова евангелиста.

Если критика формы утверждает, что Евангелия показывают нам, скорее, веру церкви, а не слова Иисуса, то редакционная критика утверждает, что Евангелия в значительной степени показывают нам богословские взгляды Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Вера становится верой не в Того Иисуса, Который был, а в Иисуса, в которого верили и веру в которого стремились передать нам евангелисты.

 

Постепенно составился список критериев для разграничения материалов предания и редакционных материалов. Уильям Уолкер разработал метод отделения редакционных материалов от предания152. Он исходит из предпосылки (достаточно консервативной), что материал принадлежит преданию, если нет веских оснований считать его редакционным. Его критерии включают функциональные и лингвистические факторы. К местам, которые

можно считать редакционными на основании их функциональной роли, относятся: 1) объяснения, истолкования и другие комментарии материала; 2) сжатые изложения каких- либо сторон учения и проповеди Иисуса, Его дел по исцелению и демонстрация Его известности; 3) предвосхищение более поздних событий, о которых рассказывается в Евангелии; 4) вводные части к проповедям и рассказам; 5) краткие указания на время, место и сопутствующие обстоятельства. Значительные лингвистические отличия одного из Евангелий от других могут также указывать на редакторскую правку. Уолкер делает упор на отличии отредактированного материала от предания, но можно поступать и наоборот.

 

Критика редакционной критики

 

Р. Барбур хорошо показал недостатки редакционной критики153.

 

1.  Редакционная критика наделяет евангелистов необычайной способностью развития своих богословских целей и методов. Авторы проявляли крайнюю утонченность и уклончивость в построении и видоизменении материалов, придавая новый акцент старым словам и рассказам. Они как будто пользовались современными методами внушения. В этом отношении им практически нет равных в древнем и даже современном мире. Но маловероятно, что они обладали такой изощренностью и таким творческим потенциалом.

 

2.  Принцип Sitz im Leben связан с пристрастием связывать все, что говорится в Евангелиях или даже во всем Новом Завете, с определенной аудиторией или с конкретным рассматриваемым вопросом. Но хотя к значительной части Нового Завета это в какой-то мере относится, его нельзя считать универсальным.

 

3.  Значимость лингвистических или стилистических критериев неоднозначна. Возможно, имеет значение, что слово ("тогда") в Евангелии от Матфея встречается девяносто один раз, у Марка шесть раз, у Луки четырнадцать, а у Иоанна десять. Но нельзя считать обоснованным заявление о редакционной правке на том основании, что какое-то слово у Луки использовано четыре раза, а в других Евангелиях ни разу.


4.  Порой принимается на веру, что богословские взгляды автора можно определить исходя только из его редакторской правки. Но ведь и предание имеет такое же значение, коль скоро редактор решил воспользоваться им.

 

5.  Редакционная критика как метод ограничивает себя исследованием ситуации, в которой находились евангелисты, и целей, которые они преследовали. Ее не интересуют вопросы историчности записанного ими материала. В редакционной критике просматривается тенденция следовать разграничению между Geschichte и Historic, свойственному критике формы. Предполагается, что авторов Евангелий занимала прежде всего значимость исторических событий, их влияние на жизнь и на церковь (Geschichte), а не сами по себе происходящие исторические события (Historic), Евангелистов мотивировала конкретная ситуация воскресения Господа. Их взгляды на прошлое и надежды на будущее определялись пережитым в настоящем. По словам Перрина, Евангелия в определенном смысле подобны письмам к семи церквам в первых главах Откровения. Хотя Евангелия представляют собой рассказы о прошлом, а Откровение обращено в будущее, в обоих

случаях значение имеет послание Иисуса к настоящему154. А поскольку авторов Евангелий прошлое особенно не интересовало, то же относится к редакционной критике.

 

Достоинства редакционной критики

 

Мы уже видели, что у редакционной критики возникают проблемы при отделении редакционного материала от предания. Это особенно проявляется в тех случаях, когда предполагается, что ни один из рассматриваемых блоков материалов не может считаться подлинным без предварительного доказательства. Но разве нельзя использовать редакционную критику при условии, что критерии подлинности в определенной степени определены, а наиболее субъективные предпосылки устранены или сведены на нет?

 

Здесь следует отметить, что существуют по крайней мере два направления редакционной критики - в широком и узком смысле155. В узком смысле она относится к немецкой школе, представители которой (не все, правда, немецкой национальности) считают себя последователями критики формы. В более широком смысле она включает исследователей, считающих евангелистов не простыми компиляторами, а авторами, имеющими собственные богословские взгляды. Именно в этом смысле редакционные критики оказывали влияние в ходе всей церковной истории даже до появления современных методов анализа. Они просто пытались показать, как разные авторы приспосабливают и

используют имеющийся у них материал. Работа этих критиков приносит пользу всем библеистам.

 

Многие евангельские библеисты указывают на необходимость сокращения сферы применения редакционной критики. Они обращают внимание, что Нед Стоунхаус из Вестминстерской семинарии использовал наиболее правомерные формы этого метода еще до появления школы редакционной критики. Они выступают за использование ее технических приемов, но на основе предпосылок, согласующихся с содержанием Библии. Редакционная критика рассматривается как средство прояснения смысла библейских


стихов, а не как средство выражения негативных суждений относительно историчности, подлинности и тому подобного.

 

Грант Осборн выделяет три достоинства редакционной критики156:

 

1.  Серьезная редакционная критика помогает противостоять разрушительному влиянию критических методов и подтверждать подлинность текста.

 

2.  Метод редакционной критики помогает ученым определять особые сферы интереса евангелистов.

 

3.  Использование редакционных методов помогает разрешать синоптические проблемы.

 

К ним я бы добавил и четвертое. Рассмотрение вопроса о том, как конкретный евангелист приспосабливал и применял полученный материал, помогает нам понять, как послание Христа можно применять в новой ситуации, с которой мы сталкиваемся. Ведь библейские авторы по сути делали то же, что сегодня делают проповедник или учитель, доносящие послание до своей аудитории157.

 

Следовательно, работа евангелистов включала в себя истолкование. Они брали высказывания Иисуса, пересказывали, развивали и суммировали их. Но они оставались верными изначальному учению Иисуса. Сегодня разные проповедники или авторы рассматривают те или иные вопросы по-своему или излагают их в зависимости от характера аудитории, точно так же и евангелисты приспосабливали, но не искажали предание. Утверждение, что они сами создавали высказывания Иисуса, влагая в Его уста свои слова, следует категорически отвергнуть. Р. Т. Франс пишет:

 

Из всего этого мы делаем вывод, что, при неоспоримом факте приспособления, отбора и видоизменения доступных им материалов, нет оснований распространять эту "свободу" на включение самостоятельных слов, приписываемых Иисусу. Имеющиеся факты свидетельствуют об обратном, об уважении к словам Иисуса, которое не давало Его последователям возможности приписывать Ему свои взгляды158.

 

Мы имеем, следовательно, не ipsissima verba (точные слова), a ipsissima vox (точный голос). Мы имеем не точные слова, сказанные Иисусом, а их суть. Мы имеем то, что Иисус сказал бы, обращаясь к конкретной группе людей, с которой имел дело евангелист. Поэтому авторов Евангелий нельзя обвинять в неточной передаче или в неточном истолковании слов Иисуса. Непогрешимость не требует, чтобы слова Иисуса содержали ipsissima verba (точные слова), она требует только ipsissima vox (точного голоса)... Когда новозаветный автор цитирует слова Иисуса, не обязательно, чтобы это были Его точные слова. Разумеется, Новый Завет должен содержать точные слова Иисуса, но не в каждом стихе. Иногда Господь говорил Свои слова на арамейском языке, и их надо было перевести на греческий. Более того... у авторов Нового Завета не было тех языковых правил, которые есть у нас. Поэтому невозможно определить, какие из высказываний были прямой речью, а какие косвенной или просто пересказом. Какие высказывания


Иисуса можно считать непогрешимыми, учитывая эти факты? Если слова, приписываемые авторами, в действительности говорил не Иисус или если фразы составлялись таким образом, что смысл их не мог исходить от Иисуса, то непогрешимость находится под угрозой159.

 

Консервативная разновидность редакционной критики отличается от ее более скептического варианта иным пониманием природы редакторской работы евангелиста. Можно по-разному относиться, например, к природе высказываний Иисуса, которые мы видим в одном из Евангелий, но которых нет в предании. Одна точка зрения может состоять в том, что, коль скоро автор полностью зависит от полученного предания, это высказывание являет собой его творение или даже его выдумку, основанную на его представлении об Иисусе160. Другая точка зрения заключается в том, что высказывание,

которое есть в Библии, но которого нет в предании, может быть попыткой верующих рассказать о своей встрече с воскресшим Господом. То есть это может быть попыткой ранней церкви связать свое понимание конкретной ситуации (Sitz im Leben) непосредственно с образом Иисуса161. Третья возможность заключается в том, что во время Своего земного служения Иисус не говорил этих слов, тем не менее они были особым образом раскрыты евангелисту воскресшим и вознесшимся Господом162.

Четвертая возможность - эти слова были сказаны Иисусом во время земного служения, но не сохранились в предании. Автору Евангелия они стали известны независимо от предания. Он мог получить их из других источников, или они могли сохраниться у него в памяти или в записях, если он сам был свидетелем, или даже они могли исходить из прямого откровения от Бога163. Вопрос об истинности Писания можно поднимать только в

первых двух случаях. Если же Писание отражает материал предания, но в измененной форме, мы имеем дело не с искажением слов Иисуса, а, скорее, с "выражением дополнительных нюансов значения" этих слов164.

 

Принципы оценки критических методов

 

Есть определенные принципы, помогающие нам избегать переоценки действенности и убедительности критических методов и использования их неадекватных форм.

 

1.  Следует остерегаться предпосылок, строящихся на антисверхъестественном основании. Например, если чудеса (и в особенности воскресение Иисуса) рассматриваются как неисторические, поскольку они противоречат сегодняшнему опыту, мы можем не сомневаться, что имеем дело с одной из разновидностей "замкнутого континуума" Бультмана, согласно которому между всеми событиями существует причинная связь.

 

2.  Следует проявлять бдительность по отношению к мышлению по замкнутому кругу. Критики, использующие евангельские рассказы для реконструкции Sitz im Leben ранней церкви, а затем объясняющие те же самые рассказы на основании Sitz im Leben, строят свои рассуждения на этом принципе165.

 

3.  Следует проявлять бдительность в отношении необоснованных выводов. Схожесть мыслей нередко воспринимается как указание на общее происхождение или на


причинную связь. Определив условия, в которых проповедовалась та или иная идея, критик порой исключает возможность, что эта же концепция могла проявляться и в других условиях. Предполагается, что слова, выражающие догматы церкви, никогда не говорились Иисусом. В этом вопросе действует строгая предпосылка: "Если какую-либо концепцию мы находим в учении церкви (или иудаизма), она не может быть частью учения Иисуса". Уникальность (которую Перрин называет "различием"166, а Реджинальд Фуллер "отличительной чертой"167) рассматривается как критерий подлинности. Но эта предпосылка, раскрывающаяся в таком свете, начинает выглядеть крайне произвольной и даже неправдоподобной.

 

4.  Следует остерегаться произвольности и субъективности. Например, редакционные критики считают достаточно убедительными свои реконструкции Sitz im Leben, свои объяснения причинных связей и происхождения материалов. Но эти выводы невозможно проверить с помощью каких-либо независимых методов исследования. Один из способов проверки надежности метода заключается в применении его к какому-либо современному или недавнему тексту для подтверждения или опровержения сути анализа. К. С. Льюис жалуется, что в некоторых случаях анализ и объяснение его текстов просто не согласуются с фактическими данными. Если это относится к текстам Льюиса, что же

тогда говорить об анализе источников составных частей Евангелий? Марк мертв. Выводы его критиков невозможно проверить168.

 

5.  Внимательно надо относиться к допущениям, касающимся антитетической связи между верой и разумом. Перрин, например, отделяет представление, что проповедь ранних христиан строилась на исторических воспоминаниях, от "противоположного взгляда", согласно которому она была обоснованной с богословской точки зрения169. Такое отношение подразумевает противопоставление богословской мотивации (веры)

историческим интересам и реальностям. Это противопоставление отражается в четком разграничении между Historic и Geschichte. А это в свою очередь возвращает нас к разграничению Серена Кьеркегора между объективным и субъективным мышлением: он утверждал, что суммарное количество внутренней страсти, или субъективности, обратно пропорционально суммарному количеству объективных данных, или очевидности170.

Такой взгляд на веру и разум может быть правильным (хотя я так не думаю). Мы должны помнить, что это всего лишь допущение.

 

6.  Не следует забывать, что во всех этих вопросах мы имеем дело с возможными, а не с очевидными вещами и что, когда одна вероятность налагается на другую, образуется кумулятивный эффект, отражающийся на конечном результате. Например, если мы исходим из одной предпосылки с вероятностью в 75 процентов, тогда возможность верного вывода составляет 75 процентов. Если же мы исходим из двух таких предпосылок, вероятность правильного вывода составляет уже всего 56 процентов, если из трех - 42 процента, из четырех - 32 процента. В редакционной критике есть множество таких предпосылок, причем каждая из последующих зависит от предыдущей, и все они вкупе сокращают вероятность конечного успеха. Об этом нельзя забывать при оценке возможностей редакционной критики.


Совершенно очевидно, что библейская критика не должна быть негативной в своих результатах. Когда метод формулируется на основе предпосылок, открытых для возможности сверхъестественных проявлений и основывающихся на подлинности материалов, и когда применяются критерии, не превосходящие по строгости те, которые используются в других областях исторических исследований, достигаются вполне позитивные результаты. Иоахим Иеремиас говорит, что язык и стиль синоптических Евангелий выражают "такую степень верности и такое уважение к передаче слов Иисуса, что из них вполне можно вывести следующий принципиальный вывод: в синоптическом предании надо доказывать не подлинность тех или иных слов Иисуса, а их сомнительность"171. Разумеется, этот вывод основывается на предположении о достоверности источников, но такое предположение, обоснованное фактами, выглядит более приемлемым по сравнению с его антитезой.

 

Таким образом, осмотрительная библейская критика, основанная на предпосылках, не противоречащих авторитетности Библии, может быть полезным источником дополнительного света на Писание. И хотя Библия не нуждается в защите своей подлинности со стороны критики, тем не менее, если она отвечает ее нормам, это становится дополнительным подтверждением ее достоверности.

 

Евангельская Реформатская Семинария Украины

  • Лекции квалифицированных зарубежных преподавателей;
  • Требования, которые соответствуют западным семинарским стандартам;
  • Адаптированность лекционных и печатных материалов к нашей культуре;
  • Реалистичный учебный график;
  • Тесное сотрудничество между студентами и местными преподавателями.