03.01.2010
Скачать в других форматах:

Фрэнсис Шеффер

Сущий - Имя Божье

Раздел IV. Вера в двадцатом веке

 

 

Глава 1

Диагноз “болевой точки”

                                                                                                                                                      

Общаясь с ближним

 

За понятием “коммуникация” кроется следующее: состояние моего духа, мое помышление, некая мысль, из тех, что у меня на душе, проходя через мои уста (или пальцы—в большинстве искусств), достигает души, ума и сердца ближнего. Должная коммуникация—это ситуация, когда передаваемое доходит до ума получающего, реципиента, без существенных искажений. При должной коммуникации передаваемое мной сообщение не обязательно остается абсолютно таким же, каким вышло из моих уст. Тем не менее, реципиент понимает главное из того, что мне хотелось сообщить ему. Мы употребляем слова, но слова—это лишь средство передачи идей, которые нам нужно сообщить; при этом мы не стараемся передать лишь некоторую последовательность вербализованных звуков, звуков речи.

Для передачи мысли употребляют слова, но при этом, бывает, возникают некоторые языковые проблемы. Вполне понятно, что они появляются там, где между различными языковыми категориями имеются различия. Если тебе нужно сказать человеку нечто, выучи сперва язык, на котором он говорит.

Другое отличие касается времени. По ходу истории семантика языка, значение слов меняются, при этом одни и те же слова сегодня значат не то, что они значили вчера. В языке с течением времени происходят естественные перемены, смена их значения. Это положение особенно присуще нашей эпохе, причем перемены, происходящие в пространстве над и под линией отчаяния весьма отличны друг от друга.

Еще один языковой барьер встает в том случае, если говоришь с людьми класса совершенно иного по сравнению с твоим, например, при посещении трущоб.

Ни при каких обстоятельствах языковые проблемы не разрешаются сами собой. Хочешь вступить в общение с людьми, найди время и постарайся выучить язык, на котором они сообщаются между собой, да так, чтобы они поняли что ты намерен передать. Поступать так в наше время особенно трудно христианам, желающим говорить о “Боге” или “грехе” в четко установленных смысловых рамках этих слов, а не так как предлагает их словесная коннотация, поскольку смысловая нагрузка этих понятий изменилась коренным образом и повсеместно во всем мире. В этих обстоятельствах тебе следует искать синонимический ряд этих слов без ложных коннотаций, или же, употребляя эти слова, давать им всякий раз подробные дефиниции с тем, чтобы твой слушатель мог понимать как можно точнее то, что ты сообщаешь ему. В последнем случае употреблять определенное слово в ипостаси термина следует уже не в том смысле, какой существует на слуху, в широком употреблении.

Мне кажется, что если слова (или фразы), которые я употребляю привычно, по сути дела—это не больше, чем набор клише ортодоксального протестанта, не больше штампа, который стал в христианской среде специальным термином, то я, обращаясь к миру, ближним, окружающим, должен оставить их в узком кругу единомышленников, единоверцев. С другой стороны, если тебе надо употребить какое-либо слово, например, “Бог”, и это слово нельзя исключить, то давай ему настолько полную дефиницию, насколько тебе хочется быть понятым аудиторией. Если употреблять специальную терминологию без надлежащего толкования, внешние просто не услышат твоего христианского сообщения, а это значит, что ты со своими единоверцами в церквах и миссиях останешься изолированной, ушедшей в себя языковой общностью.

Теперь, обращаясь к более подробному освещению того как разговаривать с людьми в наше время, следует прежде всего подчеркнуть, что нельзя следовать своду мертвых правил, набору определенных рецептов. Нам, от всех народов, надлежит уразуметь это, поскольку, будучи христианами, мы самым серьезным образом считаем, что личность, несомненно, существует и она значима. Можно установить некоторые основные принципы, но механического их применения допускать нельзя. Если природа твоя воистину носит духовный характер, ибо таким тебя сотворил Бог по образу Своему, то всякий человеческий индивид обладает уникальным набором духовных качеств. Стало быть, в каждом человеке следует видеть оригинальное, неповторимое существо, а вовсе не механизм или что-то безжизненное, мертвое, застывшее. Если тебе надо трудиться среди таких людей, ты не можешь механически употреблять то, о чем мы говорили в этой книге до сих пор. Надлежит обратиться к Господу в молитве, и взирать на дело Святого Духа, чтобы труд твой не остался без плода.

Более того, следует помнить, что личность, с которой ты вступаешь в общение, хотя и далека от веры Христовой настолько, что дальше некуда, также сотворена по образу Бога. В очах Божьих она представляет собой величайшую ценность, поэтому общаться с ней надо не иначе как с подлинной любовью. Любить непросто; любовь—это не только и не столько чувственное побуждение, сколько потребность встать на место ближнего и представить себе его трудности в том ракурсе, в каком он видит их сам. Любовь есть подлинная забота о личности. Иисус Христос учит любить ближнего как самого себя, поэтому и надлежит его любить “как самого себя”. Вот отправная точка. Стало быть, когда начинаешь “свидетельствовать” по принуждению, из чувства долга, или потому, что твое окружение давит на тебя, выказываешь этим полное неразумение сути дела. Почему следует любить ближнего своего как себя самого? Потому, что вступая в общение, видишь перед собой носителя образа и подобия Бога, неповторимую, оригинальную личность—другой такой во всей вселенной просто не найти. Дорогого стоит коммуникация такого рода. Чтобы понять и говорить к нашему современнику, человеку искреннему, но сбитому с толку, надо многим пожертвовать. Это утомительно; это чревато искушениями и гнетом. Подлинная любовь в конечном счете означает желание полностью открыться человеку, которому свидетельствуешь.

Стоящий перед тобой—ближний тебе, он подобен тебе. Библия учит, что существует два человеческих рода. Действительно, одна часть человечества по-прежнему восстает на Бога, а другая обратилась к Нему при посредничестве Иисуса Христа. Но пусть это учение не даст упустить то обстоятельство, что Бог “.... от одной крови произвел весь род человеческий для обитания по всему лику земли”.1 Выходит, в биологическом отношении человечество не только едино и расы могут смешиваться, но все люди происходят от Адама, общего прародителя. Стало быть, окликаясь и чувством и разумом, надлежит взирать на своего ближнего как на подобного себе. Этот человек—твоя копия, дубликат, двойник, дополняющий тебя; он погибший, но не таким ли был и ты некогда? Ты с ним одной плоти, одной крови, одного рода.

Наконец вот что. Решив вопрос о том, как общаться с человеком, нельзя упускать из виду, что в нем надлежит видеть цельную личность. Действительно, я общаюсь не с одной частью его, называемой “душа”, чтобы попробовать привести ее на небо. Я сознаю, что Библия учит единству личности, и, если я стараюсь общаться с ним как с цельной личностью, то это стремление должно отразиться в моем отношении к нему и моих словах.

 

Логические последствия

 

Обратимся теперь к основным правилам, которые могут направить общение с  нашим современником в правильное русло.

Вспомним, что у всякого, с кем мы вступаем в общение, молодая ли это продавщица из магазина или ученый-мыслитель, имеется своя система исходных предпосылок, осознанных или не совсем. Пусть жирный квадрат на схеме представляет исходные предпосылки человека, не верующего во Христа; стрелка указывает на логические последствия этих внехристианских исходных предпосылок.

 

 

Человек—носитель

внехристианских исходных предпосылок

 

 

Логические последствия его внехристианских исходных предпосылок

 

Если бы человек поступал в полном соответствии со своими исходными предпосылками, он бы оказался справа от стрелки. Добравшись туда в своих помыслах и реальной жизни, он был бы конгруэнтен, то есть соответствовал бы собственным исходным предпосылкам.

На деле же нет такого нехристианина, который бы мыслил и действовал в жизни в полном согласии с логикой собственных исходных предпосылок. Почему происходит такое? Дело в том, что человек не может не жить в действительности, а действительность эта состоит из двух половин: внешний мир во всем его многообразии, и “человечность”, в том числе и его, конкретная “человечность”. В этом смысле неважно, во что верует человек, важно то, что он не способен изменить здесь ничего—действительность как была, так и остается все той же действительностью. Христианское вероучение сообщает истину о сущем, и отвергать это учение, исходя из других мировоззренческих установок, значит заблуждаться, уходить из мира действительности:

 

Реальный мир

—внешний мир

и человек сам по себе

 

Логические последствия его внехристианских исходных предпосылок

 

Стало быть, всякий неверующий человек независимо от его мировоззрения дает провести себя на мякине. Стараясь с помощью интеллекта расширить в логическом плане свое жизненное пространство, чтобы затем существовать в этом пространстве, он дает обвести себя вокруг пальца с двух сторон. В связи с этим, абстрагируясь от вопроса об истинности или ложности психологических и философских концепций Карла Густава Юнга, отметим, что он обратил внимание, и правильно, на то, что две действительности пересекаются с волей всякого человека—внешний мир во всей его сложности и то, что проистекает из потаенных глубин человека. Внехристианские исходные предпосылки просто не соответствуют тому, что сотворил Бог, в том числе самой природе человека.

А поскольку так все и есть, любой человек находится в конфликте. Человеку не по силам создать свой собственный универсум, чтобы жить в нем. Так, Пикассо не мог, сотворив свой собственный мир, даже на полотнах, противостоять Богу и в то же время вступать в коммуникацию с людьми, взирающими на его картины. Но проблема много глубже, чем она предстает в этом виде, поскольку если бы он держался своего согласно законам логики, ему не удалось бы вступать в общение даже с собой. Такое строгое следование логике исходных предпосылок отделило бы его не только от реального мира, но и от самого себя такого, каким он был в действительности.

Библия показывает дальнейшее развитие этой ситуации, когда утверждает, что даже в преисподней человек не будет соответствовать своим внехристианским исходным предпосылкам; “Сойду ли в преисподнюю, и ты [Бог] там”.2 Человек в преисподней будет разделен с Богом, никакого общения с Ним у него не будет, однако, никому не удастся превратить ад в собственный удел, собственный универсум в ограниченном масштабе. Там человек все равно останется в универсуме Божьем. Вот почему даже в преисподней человеку не по силам соответствовать своим внехристианским исходным предпосылкам.

То же самое верно и в отношении настоящей жизни. Никому из числа неверующих во Христа (и целым сообществам тоже) не удастся соответствовать собственному мировоззрению ни в теории, ни на практике. Стало быть, сталкиваясь лицом к лицу с нашим современником, все равно выдающимся или средним человеком, университетским “яйцеголовым” или простым докером, сталкиваешься с человеком, испытывающим боль, пребывающим в конфликте, душевном напряжении; это обстоятельство “льет воду на твою мельницу”, когда ты обращаешься к нему со свидетельством. Если мне не знакомо это из Слова Божьего и собственных переживаний, у меня недостанет мужества вмешаться в эти сферы. Человек постарается похоронить свою боль, беды и печали, тревогу и напряжение души, но можно помочь ему откопать их, но здесь есть некий элемент несообразности. Человек занимает позицию, в которой он не может действовать до конца последовательно; и этот конфликт—напряжение души—не относится к разряду умственных, интеллектуальных, он окутан в нечто, называемое человек.

Христианская апологетика не обращается к звездам на небе. Она начинается с человека и с того, что ему известно о самом себе. Если человек погибает, он  погибает для всего сущего, в нем погибает то, что составляет его сущность. Стало быть, когда он станет пред Богом, Бог, чтобы указать ему сколь обманчивым было его положение, лишь справится в книге жизни что знал этот человек о внешнем мире и “человечности”. И если речь идет о нравственности, то человек будет осужден в полном соответствии, не больше и не меньше, с нормами, согласно которым он судил ближних, ибо, как проясняет апостол Павел, подсудимый действовал против своих собственных установок преднамеренно.3

Итак, личность, стоящая перед тобой, обитает не в пустоте. Человеку кое-что открыто о внешнем мире и о себе он также кое-что знает.

Всякий человек располагается на континууме между реальным миром и логическими последствиями своих внехристианских исходных предпосылок. Всякая личность ощущает притяжение двух бытий, влечение к реальному миру и влечение к логике собственного мировоззрения. Он как маятник качается из стороны в сторону, причем жить там и здесь он одновременно не может. В тот или иной момент времени человек находится ближе к одному из полюсов, и это зависит от баланса действующих сил. Необходимость выбирать между одним и другими представляется человеку страшной болью, настоящим проклятием. Чем больше соответствует человек логике своих исходных предпосылок, тем больше уходит от мира  реального; и наоборот чем ближе он к реальному миру, тем более нелогичен в отношении собственных исходных предпосылок.

 

Конфликт проявляется в разных сферах

 

Мы уже говорили о том, что всякий человек, разумный или не совсем, закрепощается где-то на линии, ближе к полюсу более стойких умозаключений в рамках собственного мира. Некоторые люди готовы зайти в сторону от реальности дальше других, чтобы быть ближе логике собственных исходных предпосылок. Французских экзистенциалистов Камю и Сартра на этой линии можно было бы расположить следующим образом:

 

Реальный мир

—внешний мир

и человек сам по себе

Камю                     Сартр

 

Логические последствия его внехристианских исходных предпосылок

 

 

Сартр говорил, что Камю не был до конца последователен в отношении их общих исходных предпосылок. Причина такого поведения Камю заключалась в том, что он никогда не терял надежды, средоточие которой есть шальное человеческое везение, или счастливая случайность как возможность произвольно менять ход событий в нужную сторону, даже против логики своего мировоззрения. Или опять потому, что он, как было заявлено во время получения автором повести-притчи Чумы Нобелевской премии по литературе, он никогда не прекращал нравственных исканий, хотя мир и представлялся ему абсурдным. Эти две причины как раз и объясняют почему в среде интеллектуалов Камю любили больше Сартра. Ему так и не удалось уладить проблем с миром, что ясно показано в его Чуме, но он был ближе к этому, чем Сартр.

Сартр прав, когда утверждает, что Камю был нелогичен по отношению к собственным исходным предпосылкам; но сам-то он, как мы убедились выше, последовательностью по отношению к собственным исходным предпосылкам также не отличался. Подписывая Алжирский манифест, действуя, словно нравственность исполнена подлинной значимости, он тоже был совершенно нелогичен в отношении  собственных исходных предпосылок. Так что Сартр также—в конфликте.

Всякий человек, пока живет, движется на этом контиууме то вправо, то влево, в зависимости от сложившихся обстоятельств, однако, большая часть людей закрепощается в том или ином более или менее стабильном положении, в одной точке. Всякого неверующего во Христа, все равно, в облике ли клошара, ночующего под мостами в Париже, или преуспевающего буржуа, можно отыскать на этом континууме.

 

Реальный мир

—внешний мир

и человек сам по себе

 

Логические последствия его внехристианских исходных предпосылок

 

Здесь нет никакой абстракции, ибо всякий из этих персон сотворен по образу Бога, так что всякий из таковых находится в состоянии конфликта, ибо во внутреннем поле сознания каждый имеет свидетельство, говорящее о реальности мира. У людей с разным культурным наследием есть различные моральные стандарты, нормы, кодексы, но не бывает людей, которые не имели бы тех или иных нравственных побуждений, моральных императивов, движений. Понаблюдайте за тем, как построен обыкновенный день современной девицы, например, из Лондона. Она покажется совершенно безнравственной, но познакомившись с ней ближе, можно понять, что она не лишена моральных побуждений. Да, любовь передается многообразно, у нее много обликов, но у всех людей есть те или иные жесты, свидетельствующие о любви. Обособленный человек будет переживать это душевное напряжение разнообразно—один через красоту, понятие о прекрасном, другой через значение, понятие о смысле, третий через разум, а кто-то через страх небытия.

Человек нового времени стремится уклониться от этого конфликта, заявляя, что он ничто иное как механизм, он не больше, чем автомат, механическое устройство. Если он не больше, чем механизм, ему нетрудно продвигаться шаг за шагом по континууму в сторону своих внехристианских исходных предпосылок. Но все дело в том, что он—вовсе не механизм, не автомат, не робот, сколько бы об этом он ни заявлял.

Предположим, на земную орбиту запускают спутник с установленной на его борту фотокамерой, способной снимать все происходящее на земной поверхности. Затем эту визуальную информацию загружают в суперкомпьютер, который не нуждается в программировании, поскольку он способен обсчитывать все, что ведет себя механически. Но за всем этим надзирает вовсе не компьютер, а конкретный человек, индивидуальность. Всегда найдется некто, не дающий видеть все как механизм, если говорить о человеке, то это твоя самость, твое внутреннее “я”, человеческое сердце, наблюдатель, ибо самого себя ты знаешь изнутри.

Здесь христианам следует проявлять осторожность. Библия утверждает, что все согрешили и лишены славы Божьей, но это вовсе не значит, что люди превратились в ничто, небытие. Когда же человек заявляет о себе, что он механизм, он не существует, он просто ничто, его представление о себе ниже библейского, согласно которому человек пал, но остается человеком, после грехопадения он превратился в руины, но руины эти величественные.

Стало быть, в апологетике нашего современника, неважно простого рабочего или ученого, прежде всего необходимо обратить внимание на то, где находится его конфликт, в какой форме проявляется его душевная напряженность, в какой форме существует. Сделать это будет не всегда легко. Многие никогда и не задумывались о смысле своей душевной напряженности, конфликта. Со времени грехопадения человек разделился в самом себе, отстранился от самого себя, его “я”, его человеческое сердце, расщепилось. Он усложнился, запутался и теперь пытается похоронить в себе самого себя. Следовательно, понадобится определенное время и довольно усилий, чтобы открыть то, о чем человеку, с которым ты беседуешь, очень часто неизвестно о самом себе. В глубине души человек непрочь обмануть самого себя и делает это без всяких задержек. Нам же, христианам, следует в любви, взирая на дело Святого Духа, искать его расположения, доверия в попытке отыскать его “болевую точку”, место, в котором кроется его конфликт.

 

 

Глава 2

От “болевой точки” к Евангелию

                                                                                                                                                      

Общую тему можно найти всегда1

 

Если бы наш визави действовал согласно собственным внехристианским исходным предпосылкам, то никакого места для коммуникации между нами не оставалось. Общаться с ним было в этом случае бы просто невозможно. Однако на самом деле никто не может жить в полном соответствии со своими внехристианскими исходными предпосылками, и в результате он сталкивается с реальным миром и самим собой, и на деле найти с ним общую тему для беседы можно всегда. Он бы не оказался закрепощенным там, где обретается ныне, подвешенный между реальностью и логическими последствиями собственных исходных предпосылок, если бы жил согласно последним. Его тянут с двух сторон, он в центре этого, он ощущает напряженность, боль, конфликт. Он находится ближе к действительности, ближе чем требуют от него его исходные предпосылки, единственно потому, что он в определенной степени нелогичен; и чем ближе он к действительности, тем более нелогичен по отношению к собственным исходным предпосылкам. В порядке иллюстрации: когда Джон Кейдж “охотится” по грибы, он ведет себя совершенно нелогично, если он и вправду убежден, что мироздание основано на чистой случайности, и тем не менее, поступая нелогично, он собирает грибы; то есть беседу о непригодности мировоззрения Кейджа с ним можно было начать с его “случайной” музыки в контексте с его грибами.

На деле в месте пересечения появляется возможность коммуникации, но образовавшееся поле деятельности, общения, собеседования неверно было бы трактовать как поле “нейтральное”. Оно, это поле, бытует лишь потому, что визави бытует в Божьем мире безотносительно к своему мировоззрению. Если бы он проявил последовательность в отношении своих внехристианских исходных предпосылок, ему надо было бы трансцендировать из реальности макро- и микрокосма, вот уж тогда действительно не бывает условий для беседы и коммуникации.2

Таким образом, мне вовсе не кажется, что апологетику исходных предпосылок следует рассматривать в заключение разговора с окружающими нас, христиан, людьми. С другой стороны, трудиться в пространстве, расположенном ниже линии отчаяния без четкого и определенного представления об апологетике исходных предпосылок, значит повредить, а не помочь нашему современнику. В наше время не принято говорить до тех пор, пока не выяснят исходных предпосылок, и особенно важнейших исходных предпосылок, касающихся природы истины и конкретного метода ее постижения.

 

Наносить и держать удар                                                                                                      

 

Обнаружив, в меру сил, “болевую точку”, очаг наибольшего душевного напряжения, далее следует подвигнуть его (несмотря на его сопротивление) сделать необходимые, следующие из его исходных предпосылок логические выводы:

 

Реальный мир

—внешний мир

и человек сам по себе

 

Логические последствия его внехристианских исходных предпосылок

 

Не надо уводить человека от того, что он должен бы вывести сам, исходя из собственных исходных предпосылок, наоборот, его следует продвинуть вправо по направлению стрелки на схеме. Мы стараемся продвинуть его в естественном направлении, туда, куда должны были привести его собственные исходные предпосылки. То есть надлежит продвинуть его на то место, где он бы находился, если бы не закрепостился в одном месте.

Стараясь исполнить это, мне приходится постоянно напоминать себе, что это вовсе не игра. Если я начинаю находить в этом удовольствие как в интеллектуальной игре, я проявляю жестокость и никогда не получу плодов духа. Когда я вывожу человека из состояния ложного равновесия, он должен чувствовать мою заботу о нем. В противном случае все кончится тем, что я погублю его, причем жестокость и уродство этого погубит и меня. Проявлять отстраненность, быть холодным, значит показать, что я в действительности не верю, что Бог сотворил его, как и меня, по Своему образу. Продвинуть его в сторону логических последствий его собственных исходных предпосылок значит причинить ему дополнительную боль; следовательно, я не могу подталкивать его в том направлении дальше, чем необходимо.

Если человек уже готов признать Иисуса Христа Спасителем, надлежит прекратить рассуждать об исходных предпосылках, и начать говорить о славной и благой вести. Вся цель наших разговоров с современниками таким образом состоит не в том, чтобы они признали нашу правоту в каком-то высшем духовном смысле, не в том, чтобы ткнуть их носом в грязь, но в том, чтобы  помочь им осознать потребность прислушаться к Евангелию. Как только наш собеседник выкажет желание выслушать Евангелие, не следует подталкивать его в правую сторону по направлению стрелки, ибо должно быть ужасно, когда тебя выталкивают в абсурдную действительность, бессмысленное существование, невзирая на свидетельства внешних событий жизни и внутреннего мира души.

Приступая свидетельствовать о выходе, который предлагает Бог, надлежит твердо увериться, понятно ли ему, что ты говоришь об истинной истине, а не о чем-то неопределенно религиозном с психологическим эффектом на выходе. Надлежит твердо увериться, понятно ли ему, что ты говоришь о его реальной вине перед Богом, и что ты не предлагаешь ему просто какой-то “припарки”, средства от угрызений совести. Надлежит твердо увериться, понятно ли ему, что ты говоришь об истории, и что смерть Христа была не воображаемой, мысленной или символической, она происходила в конкретном пространстве и конкретном времени. Разговаривая с человеком, который не осознает термина “история, совершаемая в измерении пространства и времени”, можно сказать, “Поверите ли вы, что Иисус умер в том же смысле, в каком бы вы поверили тому, предположим, что оказавшись в тот день на том месте и прикоснувшись ко кресту, на котором Он умер, и занозили себе палец?” Пока до него не дойдет значение этих трех положений, он не будет готов стать христианином.

Пусть обдумает свое положение в свете логики исходных предпосылок и в контексте того, что действительно заботит его. Увлечен наукой, приведем его к логическим последствиям его положения в науке. Если это искусство, то железной рукой в лайковой перчатке сдвинем его с “болевой точки” в сторону полного соответствия мыслительным представлениям. Надо разрешить ему задавать любые вопросы по теме разговора. Нельзя говорить, с одной стороны, что верим в единство истины и, с другой, тут же уклоняться от обсуждения, предлагая ему слепо уверовать в авторитетное мнение. У него есть право спрашивать. Совершенно верно, не все христиане могут действовать в этом направлении, и все же они приводят людей ко Христу. За каждого спасенного надлежит быть весьма благодарным. Но ретироваться со словами (или имея в виду это) “Успокойся и веруй” значит привести его в дальнейшем в состояние духовной немощи, если даже он и уверует во Христа, поскольку оставит важнейшие для него вопросы без ответа. Стало быть, на апогее “боевых” действий следует приготовится не только наступать и обороняться, не только наносить “удары”, но и “держать” их. Если ты хочешь привести ко Христу своего собеседника, то чем современнее твой визави, тем важнее ради имени Христа и во имя истины “держать” удар в виде острых вопросов. С другой стороны, несмотря на его сопротивление, тебе надо наступать, поскольку он также обязан отвечать на твои вопросы. Изучая новый мир, в котором нам выпало жить, а тем более нашу Библию, надо будет решать все большее число вопросов. Следует прежде всего ответить на такой вопрос, “Вы исповедуете христианское вероучение? Я не верю в него!” Мы должны быть людьми Священного Писания с тем, чтобы знать библейское мировоззрение. Всякий день, проведенный нами в этом мире, должен быть посвящен исследованию Священного Писания, чтобы твердо знать, что наши слова отражают подлинно христианскую точку зрения и мы представляем ее в наше время как можно лучше.

 

Раскрывая кровлю дома

 

Рассмотрим все это в несколько ином ракурсе. Всякий человек обитает под кровлей, чтобы так или иначе покончить с “болевой точкой”:

 

 


Реальный мир

—внешний мир

и человек сам по себе

 

Логические последствия его внехристианских исходных предпосылок

 

“Болевая точка” на то и болевая, что человек в этом месте не конгруэнтен логике собственных исходных предпосылок, его мировоззрение непоследовательно, потому-то человек и выстраивает кровлю в этом месте над собой, чтобы защитить себя от ударов реального мира, внешнего и внутреннего. Это походит на огромные убежища, которые построены в некоторых горных ущельях для защиты транспортных средств от снежных лавин и камнепадов, которые периодически случаются в горах. В роли снежного обвала (в переносном смысле) для нехристианина выступает реальный и аномальный падший мир, окружающий его. Христианин, с любовью и подлинно соболезнуя, должен раскрыть эту защитную кровлю и дать обрушиться на него истине, заключенной во внешней природе и в нем самом, чтобы одержать над ним верх. С раскрытием кровли всякий человек предстает перед истиной сущего нагим и избитым.

Первым делом мы представляем не истину догматического свойства из Священного Писания, но истину внешнего мира и истину о самом человеке. Вот что способно показать ему в чем он нуждается. Священное Писание затем явит ему природу его духовной смерти и выход, предлагаемый Господом. Я уверен, что именно таким должен быть во второй половине ХХ–го века ход нашей апологетики с целью защиты человека, существующего ниже линии отчаяния.

 

 


Реальный мир

—внешний мир

и человек сам по себе

 

Логические последствия его внехристианских исходных предпосылок

 

Неприятно оказаться под снежной лавиной, однако, человеку надобно дать пережить и такой опыт, чтобы у него была возможность осознать тот факт, что его мировоззрение не приводит его к подлинному решению существенно важных жизненных вопросов. Он должен осознать, что кровля, которую он выстроил над головой, является ложной защитой от бури сущего, но вот здесь-то мы и можем рассказать ему о буре праведного суда Божьего.

Раскрытие кровли не означает какого-то факультативного, необязательного опыта. В Библии этому придается особое значение. В представлении нашего современника понятие суда и преисподней бессмысленны и, стало быть, говорить о них значит лопотать на каком-то наречии, совершенно непонятном для него. Преисподняя и другие подобные понятия “новому” человеку невообразимы, ибо ему долго “промывали мозги” и он безотчетно усвоил все железобетонные догматы натурализма, оказавшие на него всестороннее влияние. На Западе “мозги промывает” людям не государственная машина, а вся культура в целом. Даже радикалы в наше время—радикалы в весьма ограниченном смысле.

Прежде люди, опускающиеся ниже линии отчаяния, по большей части знали, что они виновны, хотя при этом редко задумывались над тем, что они еще и мертвы. С другой стороны, наш современник с трудом допускает мысль о своей виновности, хотя часто признается в том, что он мертв. Библия утверждает, что истинно и то, и другое. Человек, восставший на святого Бога, имя Которого—Сущий, виновен пред Ним и гнев Божий пребывает на нем. Он виновен и потому отделен от подлинного и единственного ориентира, источника жизни и мертв. Библия не говорит, что грешник погибнет, он уже погиб. Ересь в библейском учении раскрывает не погибель грешника, а момент его обращения, когда человеческий индивид переходит из смерти в жизнь. В этом смысл духовной антитезы и, перед тем, человек несомненно мертв.

Отсюда с современником общаешься, проповедуя с того места, которое ему понятно. Часто он осознает ужас бессмысленного бытия. Часто он находит конфликт, напряженность между действительным миром и логикой своих исходных предпосылок. Часто он ощущает отвращение к смерти. И тем не менее продолжает жить. Слово Божье преподает чрезвычайно ясное учение о двух моментах погибели: в настоящем и грядущем. Обретая Спасителя во Христе, я перехожу из смерти в жизнь, и, стало быть, перед этим я был подлинно мертв. Следовательно, когда современник чувствует себя мертвым, он чувствует то, что говорится о нем в Слове Божьем. Свою смерть он никак не может определить для себя, поскольку не знает, что составляет его мертвость, и тем менее ему известен выход из создавшегося положения, он все-таки понимает, что мертв. Наша задача состоит в том, чтобы рассказать ему, что настоящая его смерть—это смерть нравственная, а не метафизическая гибель, а затем рассказать ему о выходе, который предлагает Бог. Однако мы начинаем с его нравственной смерти, с которой он вступает в единоборство. Здесь нет никакого приложения к Евангелию, здесь приложение на деле глубин истины Слова Божьего, что человек, восставший на Бога, утрачивает смысл и умирает.

Вот что мы имеем в виду, раскрывая кровлю. Но мы никогда не думали и не думаем, что это дело из легких. Самое трудное состоит в следующем: мы указываем человеку на его “болевую точку”, а он не желает видеть реального выхода из ситуации. Соответственно может показаться, что мы оставляем его в худшем состоянии, чем то, в котором он находился прежде. Но это похоже на благовествование в прошлом. Всякий раз, когда благовестник говорил о действительности преисподней, неверующие люди становились после его проповеди более несчастными, чем они были до этого. Мы находимся в том же положении. Мы противопоставляем людей действительности; мы удаляем их защитные механизмы и механизмы эмансипации от действительности; мы открываем снежным лавинам путь, и если они после этого не обращаются в веру Христову, несомненно, они остаются в худшем состоянии, чем были прежде, до того, как мы говорили к ним.

 

 

Глава 3

Опора на Евангелие

                                                                                                                                                      

Как мы смеем?

 

Как мы смеем поступать так с человеком? По одной лишь причине—только потому, что христианское вероучение есть подлинная истина. Благовествовать без  оглядки на истинность христианства значит выказывать чрезмерное бессердечие. Но если твой собеседник воистину отлучен от Бога и погиб ныне и во веки веков, то, хотя и бывает, что люди отвергают Христа и последнее бывает для них хуже первого, еще до твоего обращения к ним, ты все равно должен найти в себе смелость продолжать свидетельствовать ему. Антитеза есть антитеза. Если есть истинная истина, есть и ложь. Если есть подлинное христианское спасение (в противоположность теории спасения в новом богословии), то есть и погибель.

Несколько лет тому назад, когда я пошел к людям с этой истиной, моя жена сказала мне, “Как ты не боишься, что потом кто-нибудь из них не покончит с собой?” После этого действительно нечто подобное произошло, когда одна девушка покусилась на свою жизнь; по счастью она не умерла и позднее открыто исповедовала веру. Но если бы дело в этом случае и осложнилось завершенным суицидом, я удалился бы в горы и воззвал к Богу, а затем вернулся и продолжил бы все равно в том же духе с другим, пришедшим ко мне.

Этого не сделаешь, пока лично не столкнешься с вопросом подлинно ли иудео-христианское мировоззрение истинно в том смысле, в каком мы говорим об истинной истине. Если ты убежден в этом отношении сам, тогда у тебя появляется смелость разбирать кровлю над бытием других, способствуя крушению защитных механизмов, выстроенных ими. Сам же ты, сталкиваясь лицом к лицу с людьми, обязан свидетельствовать своей жизнью, отвечая на такие вопросы: Подлинно ли Бог есть? Истинно ли содержание иудео-христианства?

Чем более ты понятен, недвусмыслен, открыт, когда раскрываешь кровлю, тем хуже будет тому, кто отвергнет христианское решение. В падшем мире надо быть готовым мужественно принять следующее. Ты можешь с великой любовью возвещать Благую весть, но если человек отвергает ее, участь его незавидна. Вне ее—одна тьма. Думаю, что у меня есть только одно основание, дающее мне право говорить с такой смелостью современнику—я постиг кое-что из того какой ужасающе густой может быть эта тьма. Люди должны знать, что мы, не изменяя себе, оказались перед реальностью мрачного пути, попираемой ими.

Как-то в Кембриджском университете один аспирант сказал мне перед группой собравшихся в его комнате, “Мистер Шеффер, я в прошлом году слушал ваши лекции. После этого я подготовил один документ и хотел бы, чтобы вы разрешили мне прочесть его здесь перед вами. Я не боюсь сделать это, поскольку уверен, что вы поймете все правильно. Сэр, я в ужасе от великой тьмы”. Попытки сделать человека честнее перед самим собой—занятие не из романтических. Исходя из его мировоззрения, ты продвигаешь его все дальше и дальше к тому, что находится в абсолютном противостоянии не только с Богом, но и с ним самим. Ты изгоняешь его из объективной реальности, и конечно это задевает, причиняет ущерб, делает больно, и конечно мрачно в том месте, где человек в полном соответствии со своими внехристианскими исходными предпосылками должен сущее в этой жизни, а также в грядущей.

Часто неизбежно больше времени уходит на подталкивание такого к логическому заключению, вытекающему из его позиции, чем позднее на то, чтобы показать ему выход из положения. Лютер, рассуждая о Законе и Евангелии, всегда начинал, иначе не обойдешься, с разъяснения Закона. Тогда на его слова могли откликнуться по-христиански, поскольку он прояснял человеческие потребности в том или ином; и ему могли поведать в чем состоит подлинная погибель, и решение в полноте устройства истинной истины. Не уделив нашему современнику столько времени, сколько нужно на раскрытие кровли, мы не дадим ему постигнуть что же мы в конце концов пытаемся сообщить ему, в чем причина его гибели и каков выход из его ситуации. Никогда не следует упускать из виду, что Евангелие начинается не с “Обрети Спасителя во Христе”, а с того, что “Бог есть!” Только тогда можно услышать Божье решение человеческой дилеммы  в заместительном служении исторического Христа.

Дойдя с человеком до главного, мы открываем, что как бы ни был усложнен наш современник, находящийся в пространстве под линией отчаяния, как бы ни был искушен, развит или эрудирован, если он полностью осознает свою насущную потребность, то благая весть для него становится тем же самым, чем она была всегда. Чудо здесь проявляется в том, что на этой стадии всем людям можно передавать не только одни и те же мысли, но и облекать их в одни и те же слова.

Мне вспоминается как несколько лет тому назад два человека открыто исповедали веру Христову. Один из них был очень толковый врач, другой—самый простой швейцарский крестьянин. По моим предыдущим беседам с ними, крестьянин вряд ли бы понял многое из того, о чем я говорил с врачом, и все же в один прекрасный день, когда оба осознали свою первостепенную нужду, говоря сначала к одному, а затем к другому, я мог преподносить не только одни и те же идеи, но говорить в точности те же слова, свидетельствуя каждому из них о том, что может восполнить их нужду. Всякое значение перестает иметь фактор усложненности, искушенности, эрудиции и прочее, когда образованный или простой человек постигает свою насущную потребность; одни и те же идеи и даже слова—вот и все, что нужно.

Проблема, которую приходится решать, свидетельствуя современнику, состоит не в том как изменить христианское учение, чтобы сделать его более приятным, поскольку это значило бы оставить за бортом всякую возможность указать человеку, находящемуся в отчаянии, на подлинный выход, а в том как сообщить Благую весть так, чтобы она была понятной.

 

Вера в свете Библии

 

Прежде всего вера Христова обращается к объективному бытию Бога, ибо Сущий—имя Божие.1 Затем вера обращается к тому обстоятельству, что характер человеческой дилеммы—моральный, а не метафизический. Всякий человек должен столкнуться один на один и осознать истину того, что Бог—существует, и человеческая дилемма—нравственного свойства.

Когда темничный страж из Филипп спросил у Павла и Силы, “Что мне делать, чтобы спастись”, последовал такой ответ, “Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой. И проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его”.2

Сказанное Павлом и Силой в ответ на этот вопрос не прозвучало в пустоте. Случилось землетрясение, во время которого Павел и Сила повели себя в темнице совершенно неординарно, вот тогда-то темничный страж поверил в бытие божественной личности—Бога, творящего историю, не оставляющего без ответа молитвы и дающего людям подлинное бытие. Но это еще не все. Весь город пришел в движение по причине сказанного и сделанного Павлом и Силой прежде, чем их бросили в темницу. Наконец, по всей видимости, христианское учение темничный страж воспринял от самого Павла, судя по точности заданного им вопроса, а также по тому, что мы знаем о неизменном обычае Павла свидетельствовать, которому он не изменял нигде.

После того как он принял апостольских мужей у себя дома, читаем, что Павел и Сила проповедовали ему и его домашним о Господе и делах Его еще. Только после этого (полагаю, разговор не ограничился минутами) уверовали все домашние темничного стража.

Истинная вера Христова содержательна, осмысленна, сущностна. Вера эта—не пустой суррогат, заменяющий подлинное разумение. Истинное основание веры заключается не в самой вере, а в деле, которое Христос совершил на кресте. Я спасен не потому, что верую во Христа, а потому, что Христос совершил Свое дело. Вера Христова обращена на конкретную личность: “Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты”.

Если мы убеждаемся в бытии Бога и своей подлинной моральной виновности перед святым Богом, то узнать о том, что наша дилемма решена, должно быть для нас великим утешением. Эту дилемму решает Бог, никак не мы сами.

Итак, суть пропозициональных обещаний Божьих начинает поражать нас. Павел и Сила дали темничному стражу такое пропозициональное обещание, а в Библии Бог дает подобные пропозициональные обещания более широко. Например, в Ин. 3:36 говорится, “Верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем”. Здесь имеется четкая антитеза. Вторая часть этого стиха говорит о гибели человека в настоящем и грядущем, первая часть содержит выход, предлагаемый Богом в этой ситуации. Призыв уверовать во Христа основан на Божьих пропозициональных обещаниях. Нам надлежит рассуждать об истинности этих обетований, но затем мы встаем перед выбором—или мы веруем в Него, или называем Бога лжецом и отходим в сторону, не желая поклониться Ему.

Когда человек сталкивается с обетованиями Бога, вера Христова значит, что он поклоняется дважды. Первый момент—человеку надлежит поклониться Сущему в метафизическом смысле, то есть признать, что он креатура всемогущего Творца, поскольку Сущий—имя Божие. Второй момент—человеку надлежит поклониться в нравственном смысле—то есть, подтвердить, что он согрешил и подлинно виновен перед Богом в нравственном смысле, ибо есть на небесах Господь. Если человек осознает нравственную ответственность перед всемогущим божественной личностью, перед ним встает проблема—он, смертный, неспособен искупить своей вины. Таким образом, у человека нет выхода из создавшегося положения,—решение должно явиться не от человека. И вот он сталкивается с Божьим пропозициональным обещанием, “Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты”.

Остается семантический инвариант, константа, объективная истина, значение, смысл—“веруй в Господа Иисуса Христа”. Что значит уверовать, отдаться на милость Христа? Хотелось бы предложить рассмотреть четыре важных вопроса. Здесь можно было бы поставить больше вопросов и более подробно рассмотреть их, но эти четыре—важнейшие. Это не лозунги, которые следует зазубрить, и не надо воспроизводить именно эти, конкретные слова. Важно, что человеку, если ему суждено уверовать в библейском смысле, надо дать положительные ответы и подтвердить их:

1. Верите ли вы, что Бог есть, и что Он—божественная личность, и что Иисус Христос есть Бог?  Не забудьте, что здесь мы имеем в виду не слово “бог”

или идею бога, а всемогущую личность Бога, ибо Сущий—имя Божие.

2. Можете ли вы подтвердить, что виновны перед этим Богом? Помните, что мы говорим здесь не об угрызениях совести, а о подлинной нравственной виновности.

3. Верите ли вы, что Иисус Христос умер в определенном месте в конкретное историческое время на Голгофском кресте и, умерев, Он исполнил совершенную заместительную жертву, понеся на Себе наказание за грех?

4. На основании Божьих обетований, изложенных в Библии, Его письменном сообщении нам, признаете ли вы (или уже признали) Христа Спасителем—никак не уповая на свои прежние или будущие дела?

Но особо заметьте, что Божье обетование “Верующий в Сына имеет жизнь вечную” основано на следующем: ибо есть на небесах Господь, Сущий—имя Божие; ибо Христос—второе Лицо Троицы, и смерть Его обладает беспредельной ценностью; я не помышляю самонадеянно, что способен спасти себя сам, но верую в совершенное дело Христа и писанные обетования Божьи. Моя вера—пустые руки, которыми я принимаю Божий дар спасения.

Джон Беньян в Пути Паломника описывает Уповающего, говорящего следующее:

“Он [Верный] стал меня уговаривать идти к нему и убедиться на деле. Я ответил, что это было с моей стороны высокоумие. Он сказал: нет, потому что ты из званных.3 Тут он мне вручил книгу, написанную по внушению Самого Иисуса Христа, и в ней он указал мне на места, в которых ясно сказано, что Он призывает всякого, стало быть и меня. Верный к этому же прибавил, что всякая строка и каждое слово этой книги тверже, чем шар земной и вселенная. Тогда я спросил его, как же мне идти к Нему... Он на это ответил мне: “Иди, и ты узришь Его на престоле милосердия, где Он вечно восседает, дабы даровать прощение и оставление грехов всем приходящим к Нему. Но далее я спросил: что я Ему скажу, когда приду. И он научил меня умолять Его так: “Господи, милостив будь ко мне грешному и научи меня познать и веровать в Иисуса Христа, Сына Твоего. Ибо я вижу, что если праведность Его не была бы воплощена на земле, или я бы не умел веровать в эту Его праведность, то я был бы потерян безвозвратно и отвергнут Тобой навсегда. Господи, я узнал, что Ты милосердный Бог и определил Сына твоего быть Спасителем мира. Он хочет спасти всякого грешника, ибо таковым признаю себя от искреннего сердца.  Господи, услышь молитву мою и покажи на мне милость Твою в спасении души моей ради Искупителя моего”. Беньян утверждает, что Уповающий не понял сразу, но потом до него дошло и он сказал: “Из всего этого я убедился, что всю праведность надлежит искать в Нем едином. В наказание за грехи мои была пролита кровь Его; что все, что Он совершил из повиновения к воли Отца и все, что Он вынес из ниспосланных Ему страданий, было исполнено не ради Себя, но ради всякого, который принимает это в сердце, как свое спасение, и воздает Ему за то благодарение”.4

 

Вот что означает “вера в Господа Иисуса Христа”. Если человек обрел такую веру Христову, он имеет свидетельство внутри себя от Бога в том, что он—христианин.5

Несомненно, обретение веры Христовой есть только начало, но мы обратимся к рассмотрению этого в последнем разделе нашей книги.

Уверовав во Христа, человек может обрести следующую помощь:

 

1. Систематическое чтение Библии, через которую Бог обращается к нам.

2.Постоянные молитвы. Теперь, когда наша вина искуплена, никаких препятствий между нами и Богом нет, и мы способны свободно общаться с Ним. Есть два рода молитвы, которые следует практиковать: ежедневные молитвы и постоянное взирание на Него, обращение к Нему в течение всего дня, чем бы мы ни занимались.

3. Разговоры с другими о Боге, ибо есть на небесах Господь, и о том, как Он решает человеческую дилемму.

4. Регулярное посещение церкви, исповедующую веру в Библию. Речь идет не о всякой церкви, но о такой, что живет и действует в полном соответствии с библейским учением.

 

 

Евангельская Реформатская Семинария Украины

  • Лекции квалифицированных зарубежных преподавателей;
  • Требования, которые соответствуют западным семинарским стандартам;
  • Адаптированность лекционных и печатных материалов к нашей культуре;
  • Реалистичный учебный график;
  • Тесное сотрудничество между студентами и местными преподавателями.

Этот материал еще не обсуждался.